Вторая смена
Шрифт:
– Мадемуазель Евдокия! – Передо мной распахивается дверь кабины. Я киваю и остаюсь на месте, наспех объясняя Таньке:
– …но мужа все-таки больше. Анька его «папой» зовет, прямо с первого дня…
– Так ты замужем сейчас? Поздравляю.
– А я тебя с обновлением поздравляю, а то забыла! – Я тянусь, чтобы чмокнуть ее в щеку. Танюха протягивает мне ладонь для рукопожатия.
– Поздравишь еще. Я как на первый волос буду проставляться, так и…
– А ты еще не… – Я кошусь на сидящего за рулем Короля. Тот отворачивается.
– Как-то не пришлось. Дуська, а твой у тебя какой?
– Мирской, – медлю с ответом, не зная, как объяснить Таньке, что я сейчас замужем за тем самым человеком, который убил ее три месяца назад.
– Это понятно. Я говорю – какой по счету?
– Седьмой, наверное, если по паспорту. А если по любви, то… второй?
А вот и муж, легок на помине: в мобильнике дребезжит очередное послание. Сяду в машину, там прочту.
– Ладно, Дуська, удачи. Малой привет передай. А вообще в гости заезжайте. У меня тут парк на территории, погуляем. Там два кота живут, полудомашние.
– Да ты что?
– Барышни, время! – негромко покашливает Серега.
– Да откуда же в парке, посреди города, и коты? Тань, ты не шутишь?
– Не приучена, – вздыхает Танька. – Видимо, кто-то из соседей оставил. У меня район веселый, сама знаешь: три Спутника, пять Отладчиков. И хоть бы одна собака дальше своего дома убиралась. В подъездах у себя порядок навели – ну и все, типа дальше им не нужно. Хотя Ростя иногда помогает.
– Субботин? – Я никак не могу вспомнить прозвище Ленкиного брата.
– Он самый. У него тут девушка живет, он к ней переехал, перед зимним солнышком. Сам замковым работает, у Третьяковки, но там работа – не бей лежачего. Я вот думаю…
– Девочки! Без вас уеду! – хмурится Король.
– Сержик, извини, пожалуйста! Я Танюшу с прошлой жизни не видела.
– Да хоть с прошлого века! Я при исполнении!
– Ну все, сажусь уже, не злись… – Я умудрилась чмокнуть нашу суровую Татьяну в щеку.
– Ладно, Дуська, жду. Звони-пиши! – Танька остается на бровке тротуара, готовится махать вслед.
– «А дельфины скромные… а дельфины черные…» – у Мышкина в машине мурлычет добрая детская песня. Совсем как у Темки, хотя тот их для Аньки ставит, а Серега для себя, потому что у него характер легкий.
– Пристегивайся, сейчас домчим. – Король на секунду перестает подпевать звонким голосам, потом опять подхватывает: – «…Только тот, кто в сказку верит…»
Мы в нее не верим, мы ее реализовываем согласно инструкциям и штатному расписанию.
– Дуся, пока не пристегнешься, никуда не поеду. – Все они, Отладчики, такие правильные.
– Уже. – Я подхватываю ремень безопасности, звонко втыкаю его в гнездо.
Кажется, Серега говорит мне что-то одобрительное. Я не слышу. У меня в руках телефон. Там пять неотвеченных вызовов и шесть смс-ок.
«Женя, ты скоро вернешься?»
«Женя, мы очень ждем!»
«Жень, Аньке плохо, приезжай срочно!»
«С тобой все в порядке?»
«Сними трубку. Нужна помощь».
«Женя, я без тебя не справляюсь!»
Отправитель всех шести – «Артем». Звонила мне «Анька».
– Сейчас через МКАД рванем, через полчаса дома будешь. – Серега чует мой нервяк.
Я нажимаю кнопку вызова. Или Анька трубку снимет, или Темчик. Татьяна беззвучно что-то кричит и машет ладонью. Со школьной крыши стремительно поднимается легкая и очень крупная кошачья тень – это Цирля решила вернуться домой, к Старому. Она летит быстро, но мы от нее почти не отстаем.
Цирля верещала в мембрану так раздраженно, будто вместо телефона напротив находился посторонний кошак, которого следовало немедленно вытурить из квартиры.
– Мяур? – отзывались из телефона. – Мрямра?
– Мя? – переспросила крылатка, усаживаясь на столе в позе фаянсовой копилки.
– Мряяяя… – ответил Цирлин собеседник. – Савва Севастьянович, она говорит, что на этом все, дальше Озерная домой уехала, на Отладчике. В смысле на машине Отладчика.
– Я понял. – Старый торопливо стучал по клавиатуре ноутбука. – А спроси у нее, Паша… – Савва Севастьянович помедлил, подбирая формулировку. – Не согласится ли она слетать в еще одно место и там кое-что поискать?
– Секунду. – Паша вздохнул так, что на линии возникли помехи. – Сейчас переведу. Мр? Мяяяяяя?
Цирля рявкнула разъяренно, повела крыльями. На столешницу мягко опали три перышка. Два Старый смахнул в корзинку для мусора, одно стал крутить в пальцах – до тех пор, пока кошачье завывание в динамике не сменилось на обычную речь:
– Мээээ. Савва Севастьянович, она смысла в этом не видит.
– Понятно. Спасибо.
Цирля обернулась на стрекот клавиатуры, сверкнула желтыми глазами, потом прищурилась. Снова каркнула в телефон.
– В общем, Евдокия Ольговна на аргумент очень сильно повелась. Он на нее подействовал как на мирскую. Передоз был похожий. Она чего, в линьку впадает?
Савва Севастьянович заметил, что у Пашки, даже когда он по-человечески говорит, голос тягучий, с кошачьей хрипотцой. Так и не поймешь: то ли это синдром переводчика, хорошо перенимающего произношение собеседника, то ли он дурака валяет.
– Гуня, – Старый специально вспомнил Пашкино детское прозвище, ввернул его к месту.
– Да? – протяжно мурлыкнули в трубке.