Вторая жизнь Марины Цветаевой: письма к Анне Саакянц 1961 – 1975 годов

Эфрон Ариадна

Редактором книги напросилась стать Анна Александровна Саакянц, в 1955 г. пришедшая в Гослитиздат сразу же после окончания филологического факультета Московского университета. К ней и адресованы письма (331) Ариадны Сергеевны Эфрон, составляющие содержание настоящей книги. Они дают представление о годах напряженной работы над первым посмертным сборником «Избранное», а затем и над книгой «Избранные произведения», вышедшей в 1965 г. в Большой серии «Библиотека поэта».

Сохранилась записка Ариадны Сергеевны от 9 января 1961 г., присланная Анне Саакянц, с пометой последней: «Первое письмо от А<риадны> С<ергеевны> – ответ на мое, где я сообщаю, что являюсь одним из редакторов первого сборника Цветаевой (Гослитиздат)». А. Эфрон писала: «Милая Анна Александровна, рада была получить Вашу весточку, т. к. сама я долго еще раскачивалась бы. Рада, что Вы – “cо”-редактор» (редактором книги был назначен старший опытный коллега, которому в помощь и был приписан молодой специалист). «Соредактор» сразу пришелся по душе дочери поэта: интеллигентная, тонко чувствующая поэзию, талантливая девушка была именно тем человеком, который требовался для подготовки такой трудной книги в столь сложных обстоятельствах (даже несмотря на «оттепельное» время). Анна Александровна поняла, что было для Ариадны Сергеевны издание этой книги, как трепетно она относилась ко всему, что связано с матерью. «Я надеюсь и верю, что мы с Вами хорошо поработаем вместе над тем, что нам дорого обеим. Я недоверчиво отношусь, – как ни странно, – к тем, кто “любит Цветаеву”, – для меня это настолько ко многому обязывающее понятие! Но вот, мне думается, что Вы любите

так, как надо – и ей, и мне. И у Вас есть абсолютный для нее слух, т. е. та сдержанность именно, без которой невозможна абсолютная к ней любовь», – это слова Ариадны Сергеевны из ее письма к А. Саакянц от 16 апреля 1961 г. В другом письме (от июня 1961 г.), вспоминая о матери, она признавалась: «Она бы очень любила Вас, больше того, именно в Вас она нуждалась. Откуда я знаю? Да дело в том, что (без всякой мистики, я к этому не склонна!) она мне многое в жизни говорит, может быть, больше, чем при жизни. Горько, что Вы с ней не встретились, хорошо, что встретились со мной. Я многое Вам расскажу и доверю».

Ариадна Сергеевна, человек не очень-то доверяющий окружающим (так научила ее жизнь), близко «допустила» к себе своего «соредактора», вскоре, однако, получившего новый статус – «соавтора». Они стали не просто коллегами по работе, а близкими людьми – и по духу, и по отношению к жизни. Правда, непременно соблюдалась субординация: «старшая» – «младшая» («младшая», впрочем, всегда имела собственное мнение). «Старшей», конечно, была Ариадна Сергеевна. Она иногда учила, направляла, заботилась, бывало, и журила. Но очень высоко оценивала творческий потенциал своего «соавтора», сумела рассмотреть талант Анны Александровны – и к писательству, и к аналитическим исследованиям, которые так необходимы литературоведам и историкам литературы. Она «назначила» Анну Саакянц своей заместительницей, наследницей по цветаевским делам: «Мне хочется (не то слово, ну ладно!) – Вам передать Цветаеву. Чтобы постепенно, со временем Вы стали первым – и на долгое время вперед единственным “специалистом” и знатоком. Чтобы к тому времени, что Цветаева действительно воскреснет для читателей – а Вы до него доживете, Вы о ней могли сказать с полнейшей достоверностью. Поэтому только Вам я дам доступ к тому, чем располагаю, и открою Вам то, что надо, чтобы знать шире, больше, глубже… Я – человек куда более “разборчивый”, чем собственная мать (на людей), да, верно, и “разбираюсь” лучше. И думаю, что в Вас, своей наследнице, не ошиблась». Эти слова звучат как завещание А.С. Эфрон. Ее надежда на дальнейшую судьбу Анны Александровны Саакянц полностью оправдалась – она стала одним из первых авторитетных специалистов по творчеству Цветаевой. Вместе с А. Эфрон они подготовили не только первую книгу Цветаевой, но и первое издание М. Цветаевой в серии «Библиотека поэта» (здесь они уже сотрудничали и как составители, и авторы комментариев). Потом ими были подготовлены книги «Мой Пушкин» (1967), сборник переводов Цветаевой «Просто сердце» (1967) и сборник пьес «Театр» (1988), а также многие книжные и журнальные публикации поэзии и прозы Цветаевой. Уже после ухода А. Эфрон из жизни А. Саакянц продолжила исследовательскую работу. Ею была написана в 1986 г. первая вышедшая на родине поэта книга-биография «Марина Цветаева. Страницы жизни и творчества (1910–1922)» а затем в 1997 г. – книга «Марина Цветаева. Жизнь и творчество», дополненная новыми документами и материалами, полностью отражавшими жизненный и творческий путь поэта. Вместе с Л. Мнухиным составлен внушительный по объему и содержанию фотоальбом «Марина Цветаева. Фотолетопись жизни поэта» (2000). Итогом работы Анны Александровны явилось Собрание сочинений Марины Цветаевой в семи томах (М., 1994–1995), подготовленное вместе с Л. Мнухиным. А.А. Саакянц – участник многих международных конференций и симпозиумов по творчеству Цветаевой. Об А.С. Эфрон она оставила воспоминания, вошедшие в кн. «Спасибо Вам! Воспоминания. Письма. Эссе» (М., 1998).

Хотя А.С. Эфрон не числилась ни среди составителей первой книги «Избранное», ни среди авторов комментариев (ее фамилия, как участника подготовки сборника, была всего лишь упомянута, и то после настоятельной просьбы Владимира Орлова, перед его комментариями), она приняла в ее подготовке самое деятельное участие. Ей хотелось, чтобы в книгу вошли только лучшие стихи Цветаевой. Ариадна Сергеевна прекрасно знала творчество матери, ведь она была для нее «первым поэтом» (и не только по счету, но и по значимости), обладала прекрасной памятью, разбиралась в тонкостях ее поэтического языка, особенностях стиля, психологии мастерства. Недаром мать назвала Ариадну своим «абсолютным читателем» [10] . «…Я читаю ее `a livre ouvert (с листа – фр.), все тексты и подтексты, целый ряд “подтекстов” могу расшифровать только я…», «…я единственный живой свидетель тому, как создавались эти рукописи, тому, что послужило причиной их создания…» [11] – писала А.С. Эфрон.

10

4 июля 1918 г. Цветаева подарила дочери книгу «Волшебный фонарь», надписав ее: // Были мы – помни об этом // В будущем – верно лихом! // Я – твоим первым поэтом, // Ты – моим лучшим стихом. // А на книге «М'oлодец» проставила посвящение Але: «Моему абсолютному читателю. Чехия, Вшеноры, 7 мая 1925 г.» – и под нею сделала приписку-подтверждение спустя десять лет: «1925 г. – 1935 г. МЦ» (подчеркнуто). Цит. по: Саакянц А. «Все понять и за всех пережить!» / Российский дом культуры. Дом Марины Цветаевой. – М.: Изд-во «Гендальф», 1993. С. 69. // Аридна Сергеевна часто повторяла фразу о том, что только она (и именно она) может воссоздать истинный образ матери, поняв ее «до конца», подготовить издание ее произведений в полной достоверности. Это не было самоуверенностью, самолюбованием, нескромностью, высокомерием. Дочь во многом права, ведь вся ее жизнь (за исключением небольшого отрезка лет) проходила рядом с матерью, которая делилась с ней замыслами своих произведений, читала ей, первой, свои стихи, а нередко и посвящала в тайны личной жизни. Так что Аля имела на такое утверждение полное право. Конечно, здесь есть и отголоски «священной ревности» дочери, как называла такое отношение А. С. Эфрон к матери А. А. Саакянц, создания дочерью своего образа Цветаевой. Примем это как данность.

11

История жизни, история души. С. 184.

Переданный в издательство Орловым состав сборника Анна Саакянц переслала Ариадне Сергеевне, которая обсуждала включение каждого стихотворения с особым пристрастием. Это была не просто механическая составительская работа. Она тщательно отбирала материал, изучая записные книжки матери, прижизненные издания, отыскивала варианты, требовала точного изложения фактов, соблюдения особенностей пунктуации, подчеркиваний, ударений…

«Перевес старых стихов над “новыми” в книге неизбежен, так как поздние стихи чрезвычайно сложны, а для первого сборника, долженствующего, как надеюсь, открыть дорогу последующим изданиям, очень важно быть “проходным” и хотя бы относительно легко читающимся», – убеждала она своего «соредактора».

В конце 1961 г. наконец-то свершилось то, чего так долго ждали… – выход сборника дочь поэта назвала «маминым днем». Книгу «Избранное» приветствовал Илья Эренбург, который высоко оценил труд Орлова по подготовке сборника, обратив особое внимание на «умное и тактичное предисловие». Ариадна Сергеевна, несмотря на то что иногда поругивала Орлова (испытывала диктат «хозяина» издания), ревнуя его к цветаевским текстам, благодарила Владимира Николаевича за издание: «…Я, конечно, рада буду его повидать, он много сделал для маминой книжки и многое принял близко к сердцу…» (16 мая 1961 г.).

Огромную роль сыграла, конечно, и рецензия на первый сборник Цветаевой в «Новом мире» (1962, № 1) Александра Трифоновича Твардовского. Он, непререкаемый авторитет в мире литературном, да и в общественной жизни тоже (член Центральной ревизионной комиссии КПСС, кандидат в члены ЦК КПСС), написал блистательную рецензию на книгу, открыв тем самым, думается, путь в дальнейшем для издания ее произведений. Твардовский отмечал:

«Издание “Избранного”

Марины Цветаевой является подарком читателю-любителю поэзии. – Не следует, конечно, рассчитывать на читателя вообще, массового читателя в отношении этой книги – своеобразной и сильной, но не вдруг доступной. Но М. Цветаевой принадлежит в развитии русского стиха такая несомненная и значительная роль, что так или иначе с ее творчеством должен быть знаком всякий интересующийся поэзией человек. В книге много боли сердца, горестных раздумий, мучительных усилий выразить мир, представляющийся автору часто темным и жестоким (здесь – отражение особенностей его трудной судьбы), но в ней же столько ясной и жаркой любви к жизни, к поэзии, к России, и к России советской; столько ненависти к буржуазному миру “богатых” и пафоса антифашистской направленности». Отметил он и особенности поэтики Цветаевой: «Со стороны собственно стиха, слова, звука, интонации – это вообще редкое и удивительное явление русской поэзии. Затрудненная, местами как бы пунктирная, где заменой слов являются необыкновенно выразительные тире, стихотворная речь Цветаевой обладает чертами глубокой эмоциональной силы – она, как дыхание, прерывистое, неровное, но и живое, а не искусственное. Кстати, когда некоторые особенности стиха Цветаевой (рифмы, ритмы, звукопись) станут общим достоянием (Цветаева у нас не издавалась, кажется, с 1922 года), полезно будет уже и то, что откроется один из источников завлекающего простаков “новаторства” некоторых молодых поэтов наших дней. Окажется, что то, чем они щеголяют сегодня, уже давно есть, было на свете, и было в первый раз и много лучше. Статья В. Орлова хороша; в сущности, это почти первое наше слово о М. Цветаевой» [12] . Позже, 19 февраля 1969 г., в дневниковых записях он также восторженно отзовется об эпистолярном наследии поэта: «Письма Цветаевой – чистое золото в поэтическом и этическом, в неразрывности этих смыслов. Я, что называется, “вскрикивал”, …столько дорогого для меня (и как бы нового, но в чем-то смыкающегося с моими высшими “символами”) вплоть до откровений вроде гениального ответа на вопрос, почему мы рифмуем (“спросите народ, спросите ребенка”)». [13]

12

Новый мир. 1962. № 1. С. 281.

13

https://lit.ukrtvory.ru/marina-cvetaeva-mandelshtam-i-tvardovskij/

Первая книга Цветаевой мгновенно разошлась и вскоре стала библиографической редкостью. Так же быстро исчез с прилавков книжных магазинов и альманах «Тарусские страницы», который вышел в октябре 1961 г., почти одновременно с первой книгой Цветаевой, но не стал ей конкурентом, а лишь подогрел интерес к поэзии и поэту. В нем впервые была напечатаны проза – очерк «Кирилловны» (название такое очерк «Хлыстовки» получил из-за цензурных соображений) – и опубликованы 42 стихотворения Цветаевой с предисловием Вячеслава Иванова. Этот «крамольный» альманах, в который по замыслу создателей должны были входить произведения, отвергнутые центральными журналами и издательствами, был выпущен Калужским книжным издательством тиражом 31 000 экземпляров (хотя предполагаемый тираж определялся в 75 000 экз.). Официальный составитель – писатель и драматург Николай Давидович Оттен (Поташинский). В подготовке книги самое деятельное участие приняли Константин Паустовский, поэт, журналист, редактор издательства Николай Васильевич Панченко, писатель Владимир Николаевич Кобликов и поэт, художник Аркадий Акимович Штейнберг. В альманахе публиковались поэты и писатели, имена которых спустя всего лишь несколько лет станут широко известными в стране: Наум Коржавин (первая публикация после ссылки), Николай Заболоцкий, Борис Слуцкий, Давид Самойлов, Евгений Винокуров, Владимир Корнилов, Булат Окуджава, Борис Балтер, Владимир Максимов, Надежда Мандельштам (под псевдонимом Н. Яковлева), Юрий Казаков, – и другие представители литературы, не пользовавшиеся благорасположением власти. Альманах вышел с разрешения секретаря обкома по идеологии Алексея Сургакова без предварительной цензуры в Москве. Хотя сборник был вполне лояльным и не содержал критики в адрес существующего строя, ЦК КПСС распорядился издание остановить. Главный редактор издательства А. Сладков был уволен, директор Р. Левита получил строгий выговор. А. Сургакову, который разрешил выход издания в обход цензуры, поставили на вид. Выпуск тиража был остановлен, уже выпущенные экземпляры изъяты из библиотек. Последующие выпуски альманаха (планировалось выпускать по одному в 2–3 года) не состоялись.

Ариадна Сергеевна высоко оценила выход альманаха как знаменательное событие в литературном мире, но «маминым разделом» была недовольна: «…составлено как Бог на душу положил Оттену (он нарушил хронологию стихотворений, допустил опечатки, сознательно переиначив Цветаеву. – Т.Г.), – на этот раз он, Господь т. е., не очень-то расщедрился, хоть и много стихов, но пестро, случайно, нестройно», – сокрушалась она [14] .

Вскоре В.Н. Орлов подал заявку на следующее издание – «Избранные произведения» в Большой серии «Библиотека поэта», которая была принята. Орлов осуществлял общее руководство, как редактор серии. Он же написал большую, серьезную вступительную статью «Марина Цветаева. Судьба. Характер. Поэзия» о творчестве и жизненном пути Цветаевой. А составителями и авторами комментариев уже официально были А.С. Эфрон и А.А. Саакянц. В книгу вошли 391 стихотворение (включая циклы), семь поэм и три пьесы. В отдельный раздел были выделены «Варианты».

14

История жизни, история души. Т. 2. С. 132.

Как и в первой книге, здесь тексты сверялись весьма тщательно по цветаевским беловым тетрадям (причем дважды – в рукописи и в верстке), вспоминала А. Саакянц, или по прижизненным изданиям, которые удавалось достать. Ариадна Сергеевна требовала достоверности в проверке дат и событий (так, она писала своему соредактору, чтобы были указаны уточненные даты вторжения фашистов в Чехию в 1939 г., просила подробнее описать челюскинскую эпопею, рассказать о нем самом и т. д.). Она считала, что комментарии должны быть по возможности (требования издательства ограничивали их объем) полными, чтобы современники и соотечественники, мало знавшие и Цветаеву, и время, которое отстояло для них уже более чем на полвека, были им понятны. Возражала против включения в сборник ранних, по ее мнению, не очень сильных стихов.

Обо всем этом подробно рассказано в письмах, представленных в настоящей книге. Работа «соавторов» была очень интересной и ответственной, о том повествуют почти еженедельные, а иногда и ежедневные, письма Ариадны Сергеевны (она в основном жила в Тарусе, наездами бывая в Москве). Надо было, с одной стороны, включить в книгу «проходные» (с точки зрения цензуры) стихотворения Цветаевой (помятуя о горьком опыте, так и не вышедщего издания), с другой – представить Цветаеву во всем многообразии ее таланта во все периоды ее творчества, но не злоупотреблять слишком сложными текстами, опасаясь, что читатель еще не подготовлен к их пониманию. Работа распределялась так: составляли план книги, потом обсуждали его, выбирали стихи. Анна Александровна отыскивала в библиотеках необходимые для комментариев сведения (нередко и переписывала в спецхране Библиотеки им В.И. Ленина произведения Цветаевой из разных печатных источников), Ариадна Сергеевна работала с архивом матери: делала выписки – варианты, начерно составляла комментарии, которые потом Анна Александровна приводила в окончательный вид. Включались в состав книги и стихотворения малоизвестные, найденные в цветаевских тетрадях. Орлов, как руководитель серии, нередко настаивал на включении или исключении того или иного стихотворения. Тогда из Тарусы и Москвы к нему летели письма, в которых «соавторы» отстаивали свою точку зрения, обязательно аргументировав ее. Книга «Избранные произведения» (38 авторских листов, вклейка с фотографиями и портретами Цветаевой, в переплете, тиражом 40 000 экземпляров) была подписана в печать 13 ноября 1965 г. «Вчера была телеграмма от Владимира Николаевича о том, что книга вышла, – сообщала Ариадна Сергеевна Анне Саакянц 9 декабря 1965 г. – Самое удивительное, что я до сих пор еще как следует не прочувствовала и как следует не обрадовалась – может быть, потому, что мы с Вами столько над ней (книгой) работали и так сильно ее ждали? Но, конечно, просто счастлива, что свершилось чудо».