Вторая жизнь
Шрифт:
Интересно, зачем брат хранил копию этого договора и ключ в банковской ячейке? Неужели это настолько ценные вещи, что он не мог держать их у себя дома или в офисе? И почему он указал это в завещании для Жанны? Что она должна была сделать с этим домом, который даже не в Москве, а в каком-то непонятном городишке, название которого Шахид ни разу не слышал? Может быть, этот дом оформлен на подставное лицо, а принадлежит Малику? А вдруг… вдруг именно там хранится основное наследство — например, драгоценности, которые неизвестно где, деньги?
Шахид решил поехать туда и разобраться, что к чему. Ему не помешает исчезнуть из Москвы на некоторое время, к тому же вся Семья
Но он отвлёкся. Сейчас как раз удобный момент, чтобы съездить в это местечко, документы на дом в котором Малик тщательно оберегал от посторонних глаз.
— Слушай, — он нажал на кнопку селекторной связи с секретаршей, — ты знаешь такой город, называется…
Мила, не веря в своё счастье, опрокидывала рюмки водки в себя одну за другой. Саша Кравчук, её дядя, брат её распутной матери, гей по призванию тела и модный стилист по призванию души, неодобрительно наблюдал за племянницей.
С одной стороны, он был очень рад за неё, и искренне желал её счастья. С другой стороны, Мила, как ему казалось, словно зациклилась на этом Павле.
— Ты, мамочка, как одержимая, и влюбляешься, и так же пьёшь, — высказался он.
— Ну ты — то хоть глупости не говори, — отмахнулась Мила и подцепила вилкой оливку из Сашиного бокала с мартини.
Кравчук отлично знал, что никакая она не одержимая, и в Павла вовсе не влюблена. Просто слишком много времени она положила на то, чтобы иметь доступ к деньгам его отца. Милина карьера с треском провалилась, и надеяться оставалось только на Павлика и его семью. Мила с таким трудом выжила Жанну из его жизни, что не хотела отступать от него, даже когда он распускал сопли и страдал по исчезнувшей подруге. Она была уверена, что рано или поздно он забудет свою восточную принцессу, и обратит внимание на неё. Но всё оказалось не так — то просто, иногда Милу охватывало отчаяние и казалось, что Павел никогда не станет прежним и уж тем более не женится на ней. Она умудрилась его соблазнить, но он словно ничего не заметил. Часто в моменты секса он называл Милу Жанной, и той приходилось терпеть, сцепив зубы. То, что сначала было увлекательной игрой, превратилось в утомительную тягомотину, которой не было видно ни конца ни края. Мила уже давно жалела, что затеяла всю эту историю. Но отступать было некуда. Тем более теперь, когда её папочка из продюсера перешёл в депутаты, и забросил Милину карьеру, которая, впрочем, и так скатывалась вниз. Надеяться ей было не на кого, поэтому, преодолевая отвращение, она снова и снова утешала Павлика, спала с ним, изо дня в день говоря одни и те же слова. И наконец дождалась! Павел, кажется, решил вернуться к обычной жизни. И сделал ей предложение в самом романтичном городе на свете — Париже. Наконец-то он оценил её по достоинству, и понял, на что она пошла ради него, какие лишения и унижения терпела. Теперь он уже не отступит, и Мила получит новый статус в роскошном доме Резников. Она смело будет пользоваться деньгами свёкра, и, может быть, даже захочет записать новый диск. Или устроить сольник
— Теперь надо думать, какое платье сшить, — озабоченно говорила Мила. — Где справлять, кого позвать… Столько всего предстоит сделать!
— Ну, это приятные хлопоты, — заметил Кравчук, попивая любимое мартини. — А, кстати, мамочка, по тусовке слух разнёсся: есть одна дама, которая делает украшения на заказ.
— Ну и что? — не поняла Мила. — Таких дам — целый воз, дизайнеры ювелирных украшений называются. То есть дизайнерихи. Потому что ведь есть ещё и мужчины, вот они — дизайнеры!
Она улыбнулась. Настроение у неё было отменным.
— Ты не дослушала, — разозлился представитель нетрадиционной сексуальной ориентации. — Она не просто делает эскизы украшений, а подбирает камень для конкретного клиента. По человеку определяет, какой камень ему будет наиболее полезен. Ну, например, ты хочешь выздороветь — она тебе скажет, какой камень подойдёт именно тебе. Хочешь обезопасить себя отчего-то, она и это подскажет. Я понятно изъясняюсь?
— Типа экстрасенши, что ли? — недоверчиво протянула Мила.
— Типа того, но не совсем. Говорят, она неудачно упала, и потеряла память. После этого у неё, как бы лучше выразиться, открылся третий глаз, что ли, и теперь она может сопоставлять человека и камень. Сразу говорит, из чего надо делать украшение. А потом ещё и рисует эскиз, чтобы воздействие от камня было более полным. Фу, мамочка, я устал рассказывать. Захочешь — спросишь у неё. У нас уже вся тусовка собралась к этой даме. Только она сейчас никого не принимает, то ли рожает, то ли собирается, то ли уже родила…
— И что?
Мила выпорхнула из-за стола, и стала кружиться перед зеркалом.
— Это что, подарок жениха?
Саша скептически кивнул на шубу из розовой шиншиллы, которую Мила небрежно бросила на кресло, когда входила в квартиру. Видно было, что ей не терпелось рассказать об этом, но она ждала, когда же спросит дядя.
— Нет, это подарок будущей свекрови, — пропела она и, достав из сумки помаду, подкрасила губы.
— Жвачку возьми, а то от тебя водкой несёт, — сморщился Кравчук. — Где бы мне взять такую свекровь? Слышишь, мамочка, куда ты сейчас? Торопишься?
— Знаешь, столько дел сейчас перед свадьбой, — Мила послушно запихнула в рот подушечку «Орбит». — Ещё к портнихе надо, я договорилась о встрече, пусть мерку снимет с меня. Ну, и в ювелирный салон забегу, чтобы выбрать колечко. Для свадьбы — то папашка Резник разорится! — она поцеловала дядю в щёку. — Ну, пока. Спасибо за угощение!
— На свадьбу-то пригласишь? — уточнил он.
— Ну конечно, — воскликнула племянница и скрылась за дверью.
Но от Кравчука не скрылась секундная пауза, которую выдержала Мила перед тем, как пообещать, что пригласит его на свадьбу. Теперь, когда она станет светской дамой, ей надо заботиться о своём обществе. И, наверное, гомосексуалисты для её общества не подходят…
Кравчук вернулся за стол, и покрутил в руках недопитую Милой стопку с водкой. Ему стало противно. Он вздохнул и вылил в рот содержимое стопки, хотя терпеть не мог водку.
— У тебя девочка, — улыбалась акушерка в лицо Ирине. — Здоровенькая, хоть и восьмимесячная!
— Что? — слабо пробормотала она. — Кто?
Лицо акушерки расплывалось и превращалось в огромное пятно, а затем вновь возвращалось на своё место.
Ира закрыла глаза, затем вновь открыла и поморгала. Боль была невыносимой, но она терпела, стиснув зубы.