Второе Основание
Шрифт:
Все подчинялись ему, боялись и даже уважали его — издалека. Но кто мог взглянуть на мутанта без презрения? Только те, кого он обратил. А какова цена их искусственной преданности? В ней не хватало души.
Внезапно Мул почувствовал сильное и жестокое желание: ни одной пяди Галактики не должно остаться вне его власти! Пять лет бездействовал он, похоронив себя здесь, на Калгане, из-за вечной смутной угрозы невидимого, неслышимого и неизвестного Второго Основания. Мулу было тридцать два года. Не так уж и много, но он чувствовал себя стариком. Тело мутанта, каким бы интеллектом он ни обладал, оставалось слабым.
Каждая
Месть всем! Человечеству, частью которого он не был, Галактике, в которую не вписывался, — всем!
Мул следил за перемещением человека, вошедшего во дворец с такой легкостью, как будто его способности усилились в этих загадочных сумерках, и вдруг почувствовал, как эмоциональная волна гостя захлестнула его мозг.
Он распознал его без труда: это был Ган Притчер.
Капитан Притчер из бывшего Основания. Притчер, на которого не обращали никакого внимания и которого обходили по службе бюрократы загнивающего правительства. Капитан Притчер, который шпионил за ними и в котором он угадал в свое время большой талант. Капитан Ган Притчер, которого он сделал полковником, а затем и генералом, предоставив ему свободу действий во всей Галактике.
Генерал Притчер, который сначала восстал против него, а сейчас был безоговорочно предан. И все же предан не потому, что выиграл от этого что-то, не из признательности, не в ответ на что-либо, а только потому, что был обращен.
Дверь позади Мула открылась, и он повернулся.
Ган Притчер занял указанное ему место. Во время личных встреч с Мулом не требовалось ни поклонов, ни вычурных обращений. Мул был просто Первым Гражданином. К нему обращались, прибавляя слово «сэр». В присутствии Мула можно было сидеть и поворачиваться к нему спиной, если уж так получалось.
Для Гана Притчера все это являлось признаком силы и уверенности человека в себе, и генерал был приятно этим поражен.
— Ваш последний отчет я получил вчера, — начал Мул. — Не стану скрывать, что меня он не очень порадовал, Притчер.
Генерал нахмурил брови.
— Да, я понимаю. Но я не мог сделать иных выводов. Второго Основания просто нет, сэр.
Мул основательно обдумал эти слова и покачал головой.
— У нас есть данные Эблинга Миса. Какие бы доказательства обратного мы ни получали, данные Миса исключают их.
Подобный разговор был не нов, и Притчер ответил не задумываясь:
— Мис, вероятно, и являлся величайшим психологом Основания, но он был ребенком по сравнению с Хари Сэлдоном. Он изучал работы Сэлдона под искусственной стимуляцией со стороны вашего мозга. Вы могли слишком сильно надавить на него, поэтому возможна ошибка.
Мул вздохнул, и его уродливая голова закачалась на тонкой шее.
— Если бы он прожил хотя бы еще минуту. Он уже хотел сказать, где находится Второе Основание. Он знал, я вам повторяю. Я не должен был потворствовать, не должен был ждать, ждать и ждать. Столько времени потеряно! Пять лет впустую!
Притчер мог отнестись презрительно к той слабости, которую проявлял перед ним начальник, если бы не эмоциональный контроль.
— Но возможно ли другое объяснение, сэр? — сказал он. — Пять раз я вылетал на поиски, и вы сами составляли мне маршруты. Я обыскал все, вплоть до астероидов. Прошло триста лет с тех пор, как Хари Сэлдон из старого
— Эблинг сказал мне, что место его расположения держали в строжайшей тайне. Только секретность могла обернуть в силу его слабость.
— Сохранить такую тайну практически невозможно. Легче предположить, что Второго Основания просто не существует.
Мул поднял голову.
— Нет, оно существует, — костлявый палец владыки покачался в воздухе. — Нам придется несколько изменить тактику.
Притчер нахмурился.
— Вы хотите лететь на поиски сами? Я бы этого не советовал.
— Нет, конечно же, нет. Вам придется полететь еще один раз, последний. Но с другим командиром.
Наступило молчание, затем Притчер осведомился:
— С кем же, сэр?
— Здесь, на Калгане, есть один молодой человек — Билл Чанис.
— Я никогда не слышал о нем, сэр.
— Знаю. Но у него живой ум, он тщеславен. И он необращенный.
На мгновение челюсть Притчера задрожала.
— Я не вижу в этом особых преимуществ.
— Но они есть, Притчер. Вы обязательный и исполнительный человек. Вы хорошо мне служите. Но вы — обращенный, и все мотивы вашего поведения — это вынужденная и безнадежная преданность мне. С утратой своих естественных эмоций вы лишились чего-то очень тонкого, что я не в состоянии возместить.
— Я этого не чувствую, сэр, — хмуро ответил Притчер. — Я прекрасно помню те дни, когда был вашим врагом, но не чувствую, что теперь что-то потерял.
— Разумеется, нет, — рот Мула скривился в улыбке. — Вряд ли ваши суждения по этому вопросу могут быть объективными. А этот Чанис тщеславен и ищет выгоду только для себя, поэтому ему можно полностью доверять. Он знает, что целиком зависит от меня, и сделает все, чтобы продлить мою власть, а заодно и самому урвать клочок славы. Полет с вами будет для Чаниса дополнительным толчком к его стремлению взобраться по социальной лестнице еще выше.
— Но тогда, — продолжал настаивать Притчер, — почему бы не снять с меня контроль, раз уж вы считаете, что от этого я стану лучше? Вряд ли мне теперь можно не доверять.
— А вот этого я пока не сделаю, Притчер. Пока вы находитесь на расстоянии вытянутой руки или выстрела от меня, вы навсегда останетесь обращенным. Если бы я вас освободил, то в следующий же миг был бы мертв.
Ноздри генерала раздулись.
— Мне больно слышать такое от вас.
— Я не хотел причинить вам боли, но вы даже представить себе не можете ваши чувства, будь они освобождены от контроля. Человеческий мозг отвергает всякое насилие, и именно по этой причине невозможно загипнотизировать человека против его воли. Я могу это сделать, но не потому, что я гипнотизер. И поверьте мне, Притчер, то негодование, которое вы не можете продемонстрировать и о котором даже не догадываетесь, проявилось бы в таком виде, что я не хотел бы оказаться с вами лицом к лицу в тот момент.