Второе Установление
Шрифт:
Смешно!
Она была очень хороша, пока он оставался только адмиралом — но теперь, как Первый Гражданин и будущий завоеватель, он нуждался в большем. Он нуждался в детях, которые смогли бы унаследовать его будущие владения — то есть в том, чего никогда не имел Мул: ведь именно поэтому его Империя перестала существовать сразу после того, как завершилась его странная, нечеловеческая жизнь. Он, Стеттин, нуждался в дочери какого-либо из великих исторических родов Установления, с кем он мог бы создать династию.
Непонятно, почему
Каллия ободрилась. Влияние Седобородого прошло, и гранитное лицо ее Пусика смягчилось.
Она привстала единым плавным движением и прижалась к нему.
— Ты не будешь бранить меня, не правда ли?
— Нет, — он с отсутствующим видом похлопал ее по спине. — А теперь немного посиди спокойно. Я должен поразмыслить.
— О человеке с Установления?
— Да.
— Пусик! — после паузы.
— Что?
— Пусик, ты говорил, что с этим человеком прибыла маленькая девочка. Помнишь? Когда она придет, могу ли я встретиться с ней? Я никогда…
— Ты что, думаешь, я мечтаю видеть здесь его девчонку? У меня зал для аудиенций или начальная школа? С меня хватит твоих глупостей, Каллия.
— Но о ней позабочусь я, Пусик. Ты даже о ней не вспомнишь. Просто я так редко вижу детей, а ты знаешь, как я люблю их.
Он саркастически взглянул на нее. Она никогда не отказывалась от этих мыслей. Она любила детей — то есть, его детей; то есть, его законных детей; то есть, речь шла о браке. Он засмеялся.
— В данном случае речь идет о дылде лет четырнадцати-пятнадцати. Она, наверное, с тебя ростом.
Каллия выглядела сокрушенной.
— Ну позволь мне, пожалуйста. Она может порассказать мне об Установлении. Я всегда мечтала побывать там, ты же знаешь. Мой дедушка был жителем Установления. Ты не возьмешь меня когда-нибудь туда, Пусик?
Стеттин улыбнулся при этой мысли. Возможно — как завоеватель. Хорошее настроение, которое доставила ему эта мысль, облеклось в слова:
— Возьму, возьму. И ты можешь встретиться с девчонкой и говорить с ней об Установлении, сколько тебе будет угодно. Но, как понимаешь, не в моем присутствии.
— Честное слово, я не буду беспокоить тебя. Я приму ее в своих покоях.
Она была снова счастлива. В последние дни ей не очень-то часто удавалось настоять на своем.
Она обвила его шею руками и почувствовала, как после едва заметного колебания его мышцы расслабились, и крупная голова мягко опустилась к ней на плечо.
13. Госпожа
Аркадия торжествовала. Как переменилась жизнь с тех пор, как в ее окне появилась глупая физиономия Пеллеаса Антора — и все потому, что у нее хватило предусмотрительности и смелости сделать то, что надо было сделать.
И вот она на Калгане. Она побывала в огромном Центральном Театре — самом большом в Галактике — и видела во плоти звезд оперной сцены, чья слава гремела даже на далеком Установлении.
Она самостоятельно отправилась за покупками на Цветочную Аллею, центр моды самого пышного мира в Космосе. И она все выбирала сама, потому что Хомир в этом вообще не разбирался.
Продавщица вовсе не возражала против длинных, блестящих платьев с вертикальными складками, которые делали Аркадию такой высокой, — а на деньги Установления столько всего можно было купить! Хомир дал ей десятикредитную банкноту, и когда Аркадия обменяла ее на «калганиды», получилась поразительно увесистая пачка.
Она даже сделала себе новую прическу — слегка укоротив волосы сзади и отпустив по два блестящих локона на каждом виске. И, кроме того, волосы были обработаны так, что выглядели еще более золотыми, чем прежде; они буквально сверкали.
Но это… это было самое замечательное. Говоря по правде, дворец Лорда Стеттина выглядел не так величественно и роскошно, как театры, и не так таинственно и легендарно, как старый дворец Мула — пока они лишь мельком видели одинокие башни этого дворца, пролетая над городом, — но только представьте себе, всамделишный Лорд! Она упивалась величием происходящего.
И это еще не все. Она сидела лицом к лицу с его Фавориткой! В мыслях Аркадия произносила это слово с заглавной буквы, зная о роли, которую подобные женщины играли в истории, зная об их чарах и власти. В сущности, она сама частенько подумывала о том, чтобы самой сделаться всемогущим и блистающим существом, но на Установлении фаворитки были как-то не в моде, и, кроме того, если бы дело дошло до такого, ее папа, вероятно, был бы категорически против.
Конечно, госпожа Каллия, по представлениям Аркадии, не очень-то подходила к своей роли.
Прежде всего она была полноватой и вовсе не выглядела порочной и опасной — скорее увядшей и близорукой. Голос ее был высоким, а не хрипловатым, и…
Каллия сказала:
— Не хочешь ли еще чаю, деточка?
— Благодарю вас, я бы выпила еще чашку, ваша светлость, — или надо было сказать «ваше высочество»?
Со снисходительностью знатока Аркадия продолжала:
— Какие на вас чудесные жемчуга, госпожа моя!
(Кажется, «госпожа моя» было лучше всего.)
— О! Ты так думаешь?
Каллия казалась польщенной. Она сняла ожерелье и подержала его на весу, пока жемчужины с молочным сиянием покачивались из стороны в сторону.
— Они тебе нравятся? Ты можешь взять их себе, если хочешь.
— Ой!.. Вы в самом деле хотите сказать… — Аркадия обнаружила ожерелье в своей руке, но, отвергая его с расстроенным видом, сказала: — Папе это не понравится.
— Ему не понравится жемчуг? Но это очень красивый жемчуг.
— Я хочу сказать, что ему не понравится, если я его возьму. Он всегда говорит, что не следует принимать дорогие подарки от посторонних людей.