Второй раунд
Шрифт:
Офицеры рассмеялись.
— Ну вот, сын мой. Держи ухо востро, — Фомин встал. — Сергей, найди Лугунова сегодня же.
— Этого следовало ожидать, — выключил магнитофон Фомин. — А вы думали, Юрий Михайлович, что он вот так сразу все вам и выложит?
— Нет, Евгений Николаевич, я готовился к тому, что он будет всячески изворачиваться. Но начисто
— Ничего удивительного. Просто вы рассчитывали, что Гартенфельд пустится в пространные объяснения, а он избрал наиболее верный для себя путь — меньше говорить. И если говорить, то самое необходимое.
— Да, но он отказывается совершенно от всего.
— То есть? Вы хотите сказать от связи с Лугуновым? Правильно. Это делается в расчете на то, что у нас неоспоримых улик об их действительных взаимоотношениях нет. Не знает он и о том, что жива Денисова. Зандлер не Эрна, на признание которой нам понадобилось практически два часа.
Итак, что мы имеем в итоге? Безупречную биографию?! В самом деле… Лугунова не помнит, хотя не исключает, что такой молодой человек был в окружении племянницы. Все? Пожалуй, пора открывать нам свои козыри. Попросите, Юрий Михайлович, чтобы его привели сюда.
Минут через десять конвоир ввел в кабинет Гартенфельда. Он внимательно посмотрел на Фомина и спокойно, даже чересчур спокойно, опустился на стул спросил безразличным тоном:
— Я еще вчера после допроса просил вернуть мне очки. Мои глаза не переносят дневного света.
«Видимо, какую-то пластическую операцию он делал? — подумал Фомин. — Но какой молодец Петров. Узнал-таки. Впрочем, сходство есть, хоть и отдаленное». — Сказал громко:
— Товарищ Михайлов, так и быть — передайте, пожалуйста, господину очки.
— Так и быть?! Не думаете ли вы, что я покончу жизнь самоубийством? — вполне искренно рассмеялся Гартенфельд. — Это непозволительная роскошь. Мы и так не жители, а гости в жизни.
— Мне помнится, однажды ваш соотечественник на моих глазах пытался сделать что-то подобное. Ему, правда, помешали, и он до сих пор благополучно здравствует, — начал Фомин.
— Непозволительная расточительность, — отозвался Гартенфельд. Теперь сквозь темные стекла очков он в упор разглядывал полковника.
— Вы правы, он всегда был расточителен, этот человек. И особенно, когда дело касалось чужих жизней.
— Простите, а какое, собственно говоря, отношение ваши воспоминания имеют к нашему разговору? Я люблю мемуары, но в сугубо домашней обстановке…
Он давно понял, кто перед ним. Понял безвыходность своего положения. Сквозь его шутливо-иронические ответы и замечания проглядывала все возрастающая тревога. Он хитрил, пытаясь выяснить, насколько осведомлены о его деятельности эти ненавистные ему люди. Невозмутимо вежливые и такие беспощадные со своими врагами.
— Я постараюсь вам еще кое-что напомнить: вы не Гартенфельд, и даже не Макс Лютце. Вы барон Курт фон Зандлер. Шпион по образованию и убийца по призванию. И как вы, наверно, знаете, с такой категорией лиц у нас разговор один. Как вы, наверное, догадались, мы старые знакомые. Хорошо вас знает и Денисова. Кстати, она жива.
Гартенфельд заметно побледнел. Однако сумел взять себя в руки, улыбнулся и старательнее обычного, выговаривая слова, ответил:
— А вы, как и прежде, любите громкие фразы. Людям нашей профессии они ни к чему. Интересно, что за доказательства у вас могут быть?
— Больше, чем достаточно, чтобы навсегда вывести вас из игры. Протокол опознания инспектора персонального отдела специальных училищ абвера Кюме вас удовлетворит? И эта конвульсия, которую не смогла убрать ваша медицина, не говоря о такой мелкой детали, как отпечатки пальцев.
Брови Гартенфельда удивленно взлетели.
— Да, да. Представьте себе. Пленка на пальцах не выдержала испытаний. Хотите еще доказательства?
— Спасибо. Вы очень любезны. И в своих рассуждениях почти правы. Я говорю — почти, потому что в одном вы ошибаетесь. Таких, как я, не уничтожают, о чем вы мне недвусмысленно дали понять. Их меняют, как вы обменяли Пауэрса и Вина. Надеюсь, обменяете и Зандлера. Тем более, выбор у вас будет большой. Я представляю теперь не одну страну.
— Не обольщайтесь. И не мечтайте об обмене. Те, кого вы назвали, не убивали наших людей, и давайте наконец перейдем к настоящему разговору. Итак, фамилия, имя, год и место рождения. — начал полковник допрос так, как он начинается при ведении любого следственного дела.