Второй раз не воскреснешь
Шрифт:
Решительно не спалось. Валяться без дела она не привыкла, поэтому встала, выпила кофе и уселась перед телевизором. Это было для нее еще непривычней. Обычно она «ящик для идиотов» даже не включала – предпочитала книги и музыку с лазерного проигрывателя. Но сегодня Таня устроилась на диване – в халате, с очередной чашкой кофе и пультом в руках. Щелкала «дистанционкой», прыгала с канала на канал. Утренние новости были одна обыкновенней другой. Позиционные бои федеральных войск на Кавказе. Вялотекущий финансовый скандал с отмыванием русских денег в западных банках. Премьер-министр на отдыхе в Сочи принял руководителя администрации президента. Очередной
Около девяти по всем каналам началось кино. Оставив телевизор включенным, Таня подошла к окну. Стоял холодный солнечный день. Ее любимая березка поникла, почти облетела. Как там, интересно, погода в Монтане? Леса, наверно, тоже покраснели, пожелтели. Ели стоят темные… А по ночам пуще прежнего воют шакалы… Таня прикинула: сейчас на Харвуд-ранчо еще только кончается вчерашний день, одиннадцать вечера. Что, интересно, поделывает Том с этой своей каргой? Как она там – Марша, что ли? Сидят у камина, пьют глинтвейн? Или они уже легли?
Как он мог так быстро променять ее на какую-то америкоску? С глаз долой – из сердца вон? Быстро же ему надоела Таня, ее независимость и самостоятельность! Думал небось: раз русская, значит, будет ему в рот заглядывать, на задних лапках перед ним ходить? Ничего, мы, россиянки, теперь тоже за себя можем постоять. Ихним феминисткам спуску не дадим!
«Вот он и решил вернуться к своей собственной суфражистке – американской, привычной, – горько подумала Таня. – Она для него понятней, чем загадочная русская душа… Хоть бы позвонил, объяснился. Долларов, что ли, жалеет на звонок? Или трусит, как все мужики, перед неприятным объяснением?»
Таня прислушалась к себе и удивилась: в том месте ее сердца, где раньше помещалась нежность к Тому, теперь не осталось ничего. Было только сожаление о том, что она опять ошиблась. И досада.
Таня снова повернулась к телевизору. Она догадывалась, что сегодняшний день будет интересным.
Ваня Коломийцев в своем банке с утра тоже просматривал заголовки новостей – только делал это на экране монитора. Информация, которую сообщал Интерфакс в электронной версии, ничем принципиально не отличалась от новостей, что передавал Танин телевизор. Бои на Кавказе, отдых премьера, дебаты в Думе о бюджете… Прошла информация о том, что некая феминистка из Лондона изобрела бюстгальтер, защищающий от насильников. В лифчик вмонтирован приборчик, реагирующий на частоту пульса хозяйки. Ежели пульс непозволительно участится, бюстгальтер подаст резкий звуковой сигнал. В дальнейшем, сообщалось в заметке, «тревожный лифчик» через мобильный телефон можно будет подключать к спутниковой связи, и тогда полиция сможет точно определять местонахождение жертвы. «Вот страсти-то, – подумал Иван. – А если девушке самой захочется и у нее от этого пульс зачастит – тогда как?»
Иван вздохнул и переключился на другие информагентства. Быстро проглядел заголовки. Ни Росбизнесконсалтинг, ни Рейтер в русской версии также не сообщали ни о чем
Игорь в это утро спал. Для него половина десятого по-прежнему оставалось несусветной ранью.
Вчера вечером мрачные ребята на джипе доставили его из клиники назад в особняк. В больнице договорились, что ежедневно медсестру будут привозить к больному, чтобы делать перевязку.
А ночью, около двух часов, ему позвонила по мобильному телефону Таня. Голос ее был напряжен и взволнован.
– Не спишь, Игрек?
– Ты же знаешь, я в такую рань не сплю.
– Как твой аппендикс?
– Не болит.
В больничке они договорились о сигнализации. Игорева фраза «не болит» означала, что в особняке все тихо-спокойно. Если бы ситуация отличалась от обыкновенной – излишней нервозностью, к примеру – он бы на вопрос об аппендиксе ответил: «Немного ноет». Когда бы случилось нечто экстраординарное, он бы произнес: «Болит очень сильно».
– Ну, а как ты? – спросил в свою очередь Игорь.
– У мамы диагноз подтвердился, – ответила Таня.
Эта фраза также была кодовой.
– И что? – продолжил Игрек.
– Врачи самые лучшие. Завтра пойдет на рентген.
– Вот как! Пожелай ей от меня скорейшего выздоровления.
– Будем надеяться.
Этот невинный разговор до того разволновал Игоря, что он даже встал с постели и побрел в роскошную ванную в своем номере. Там он, глядя на собственную физиономию в огромном зеркале, позволил выкурить себе сигарету. Шов, ни за что ни про что проделанный в правом боку, болел, собака.
Потом до трех ночи он читал. В особняке было тихо. А в половине четвертого дверь в его комнате неслышно отворилась, и к нему тихонько вошла Марина. Приложила палец к губам и сразу же погасила свет.
Они были вместе до самого утра. Молча и исступленно любили друг друга. В особенные моменты она, чтобы не закричать, вцеплялась зубами ему в плечо. В восемь Марина так же тихо ушла. Игрек сразу же уснул.
В десять утра двадцать пятого октября он крепко спал.
В то же самое время, в том же самом месте, однако двумя этажами выше Игрека, хозяин особняка, Валентин Николаевич, включил в своем кабинете компьютер. В комнате без окон царил полумрак. Светила настольная лампа, расположенная справа от монитора, да со стены мерцал экран телевизора, наполняя комнату мертвенным светом. Звук был выключен. Углы комнаты, стены с книжными полками и картинами терялись в полутьме.
Валентин Николаевич был приятно взволнован.
Это было его утро. Сегодня будет его игра. Большая, черт ее побери, игра!
Хозяин набрал на клавиатуре один за другим два кода доступа. Вошел в систему и набрал пароль.
Операция начиналась.
Иван Коломийцев вышел из метро «Красные ворота». Обычно он оставлял свою машину возле банка и по центру города передвигался на подземке: получалось и быстрее, и дешевле.
Ваня воспользовался тем выходом, что располагался прямо в сталинской многоэтажке, напротив памятника Лермонтову. В этой «высотке», москвичи знали, издавна помещалось Министерство транспортного строительства. Но немногие ведали, что теперь здесь определялся показатель, который стал для после-советской России куда более важным, чем какая-нибудь там протяженность железнодорожных линий и путевого развития. В высотке у «Красных ворот» размещалась Московская межбанковская валютная биржа, или, сокращенно, ММВБ.