Второй Салладин
Шрифт:
Рамирес не стал задерживаться, чтобы разобраться, в чем дело, а развернулся и дал деру. Он очутился в безлюдном зеленом коридоре, где не горел свет, увидел в одном конце знак "Выход" и припустил туда. Его больничный халат бешено развевался, ягодицы и детородный орган подпрыгивали на бегу. Он добежал до двери, но обнаружил, что она аккуратно заперта, и бросился через коридор к двери напротив. Она подалась, и он оказался в темной и тихой комнатке.
Интересно, врач видел, как он сюда вошел?
Это уже не имело значения. Рамирес принялся лихорадочно
Спешнев различил на полу следы ног – отпечатки потных ступней, – ведущие по коридору. Он двинулся по следу. Из головы, пострадавшей от упавшего телевизора, текла кровь.
Да уж, Чарди поистине мастер импровизации: телевизор в качестве оружия. Как по-американски!
Кровь заливала глаза. Спешнев задержался утереть ее. Надо было остановить кровотечение и избавиться от докторского халата, прежде чем снова соваться в вестибюль. Черт бы побрал этого Чарди. С годами он потолстел, но отнюдь не поглупел.
Надо было стрелять сразу же. Но иногда жертвы вскрикивали, когда микротоксин блокировал дыхательную систему, поэтому рекомендовалось принять меры предосторожности.
Спешнев убрал пневматический пистолет и вытащил из-под мышки "люгер".
Ему не пришлось долго ждать. Чарди, обезумевший от напряжения, как и все люди действия, не был наделен даром терпения. Спешнев знал, что он придет, и он пришел.
Дверь распахнулась настежь, и тот, кого он ждал, пригибаясь, яростно набросился на него.
Полковник встретил нацеленную ему в живот голову выкинутым вперед и вверх крепким коленом и по силе столкновения понял, что удар получился редкостным шедевром, нанесенным точно в нужное время и в нужное место. Спешнев проворно отступил в сторону – он и сам еще не утратил легкости – и огрел Чарди по затылку стволом пистолета, сильно рассадив кожу. Кровь брызнула во все стороны. Противник повалился на колени, еще секунду пытался сопротивляться удару, потом ничком рухнул на пол.
Ну наконец-то.
Хмельное возбуждение ударило Спешневу в голову. Он склонился над упавшим, поднес пистолет к затылку, и Чарди зашевелился, дернулся, потом медленно-медленно повернулся на бок, и полковник впервые за все время понял, что это вовсе не Чарди, а какой-то незнакомец.
А где Чарди?
Спешнев поднялся. Он был оскорблен этим вероломством.
Где Чарди?
Ответ на этот вопрос не заставил себя ждать: дверь в противоположном конце коридора с треском распахнулась, и в зеленую кишку ворвался Чарди в окружении еще каких-то людей, и если кто-то и кричал "стой", ни он, ни Чарди не услышали этого или не захотели услышать. Русский вскинул пистолет, думая, что у него, возможно, есть еще шанс, даже сейчас, в самый последний момент, но, целясь, он уже понимал, что ничего не выйдет, потому что у Чарди в руках оказался какой-то пистолет-пулемет и пули уже летели прошить его грудь и скосить его.
Глава 57
После отставки Сэма Мелмена и последовавшей за ней в связи с двурушничеством
Данциг, разумеется, не имел никаких рычагов официального воздействия, но он все еще знал нужных людей и все еще имел в разведывательном кругу должников. Он сделал несколько телефонных звонков, набросал несколько служебных записок и даже обработал пару-тройку влиятельных лиц лично – это было нелегко, потому что опухоль еще не сошла, а под глазом у него всеми цветами радуги переливался роскошный синяк. Его усилия были отчасти вознаграждены.
Было получено согласие вернуть на службу одного из старых ребят, опытного и толкового отставного офицера, чтобы он на время занял пост заместителя директора по оперативной работе, пока на это место не подыщут подходящего постоянного кандидата. Кроме того, Майлза Ланахана назначили помощником заместителя директора в знак признания его недавних блестящих заслуг. Майлзу исполнилось двадцать девять лет; он был на девять лет моложе самого молодого кандидата, когда-либо занимавшего эту должность.
Некоторое время спустя Данциг предложил Майлзу пообедать с ним в превосходном французском ресторане в престижной части Вашингтона. Ланахан немедля согласился. В назначенный день он подъехал к ресторану в принадлежащем управлению лимузине и вошел в фойе в новехоньком сером костюме классического покроя в тонкую белую полоску. Его черные туфли были начищены до блеска, волосы аккуратно подстрижены. Однако ему все равно было немного не по себе: он никогда еще не бывал во французском ресторане и не знал, что заказать.
Он уставился в меню на непонятном языке.
– Молодое вино, бордосское. Что скажете, Майлз?
– Прекрасно, – ответил Ланахан пожилому политику. – Я скажу, что оно прекрасно мне подойдет.
– "Марго", пожалуйста, – сказал Данциг сомелье. – Здесь подают превосходный boeuf bourguignon [44] , – сообщил он Майлзу.
– Значит, его я и закажу, – решил Ланахан.
– Мне как обычно, Филипп, – бросил Данциг официанту, который исчез столь же быстро, как и появился.
44
Boeuf bourguignon (фр.) – говядина по-бургундски (в красном вине с луком). (Прим. ред.)
– Да, Майлз, вид у вас преуспевающий.
Ланахан залился краской под своими прыщами, потом застенчиво улыбнулся. Зубы у него блестели – сегодня утром он их почистил.
– Ну как, они там в управлении хорошо с вами обращаются?
– Я – герой, – ответил Майлз.
Он не преувеличивал. Так оно и было. В коридорах, на конференциях, по сотням неприметных признаков он ощущал это: он стал человеком, с которым считались. Он стал человеком, который раскрыл Йоста Вер Стига.
– О, вас просто наконец-то оценили по заслугам, – любезно заметил Данциг.