Второй шанс-IV
Шрифт:
Нормально так подрались с этим Антоновым, хотя Храбсков и кричал из моего угла, чтобы я проявил рассудительность. Пошли оба вперёд без разведки, и в первом же раунде всё и закончилось. В этой рубке я оказался на голову сильнее, хотя поначалу соперник нехило так напирал, видимо, решив поставить на кон всё: либо со щитом, либо на щите. Получилось, что со щитом оказался я, правда, получив небольшое рассечение под левым глазом.
В виду этого обстоятельства в следующем бою против узбека Махмудова мне пришлось выбрать осторожную тактику. Держался на дальней дистанции, в обмен ударами практически не вступал, однако мои точные джебы левой раз за разом выводили оппонента из себя. Южный, вспыльчивый характер, вот и злился, лез вперёд, надеясь хоть
Победу я одержал по очкам, а левое плечо после такой усердной работы одиночными и двойными джебами так устали, что только следующим утром я смог нормально поднимать руку. День отдыха оказался весьма кстати, к тому же рассечение практически совсем затянулось, о нём больше напоминал небольшой желтеющий «фонарик» под левым глазом.
В этот день организаторы устроили нам по желанию экскурсию, и я посетил острог, в котором в середине прошлого века отбывал каторгу Достоевский.
— До Омска Достоевского везли по Тюкалинскому тракту, через Ишим, Аббатское, Тюкалинск, — нудно вещала ёжавшаяся в видавший виды полушубок экскурсовод. — С тракта заиндевевшие тройки вбежали в прямую улицу Тобольскую (ныне Орджоникидзе) с небольшими одноэтажными деревянными домиками по сторонам. А вскоре перед ехавшими открылась большая площадь — эспланада Омской крепости. Кругом вдали виднелись городские постройки, посреди площади — старая городская роща с кривыми, редко разбросанными берёзами и небольшим, занесённым снегом вокзалом. Тройки повернули к земляной второклассной крепости.
В общем, проникся вместе с другими экскурсантами, заодно психологически разгрузился.
Четвертьфинал свёл меня с представителем Латвийской ССР Карлисом Айварсом. В отличие от предыдущего соперника этот левша оказался техничным, хладнокровным, с хорошей реакцией. В атаку особо не лез, но и в защите не отсиживался. Однако не было в нём изюминки, отличающей классных боксёров от середнячков. Не хочу себя перехваливать, но мне было чем удивить соперника. В третьем раунде я его окончательно задёргал финтами, чередуя удары с дальней и средней дистанций. И выносливость начала его подводить, движение замедлилось, чем я тут же воспользовался, вогнав излюбленный боковой левой в печень и добавив ею же слева в челюсть. От дальнейшего избиения латыша спас рефери.
— В полуфинале тебя ждёт белорус Жданович, — рассказывал вечером Храбсков, когда мы в очередной раз лениво плавали в санаторном бассейне. — Серьёзный товарищ, своего соперника по четвертьфиналу уложил во втором раунде. Удар справа у него бронебойный, ещё и с нырком делает, так что постарайся не подставляться.
Я внял предупреждению коуча, и как зеницу ока (и её тоже, гы) берёг левую сторону челюсти. Ради этого пришлось перестроиться на правостороннюю стойку. Её мы тоже тренировали, считая, что боксёр должен работать в «неродной» стойке если и хуже, чем в «родной», то ненамного. Фокус удался, соперник иногда попросту не знал, что делать, бездумно пытаясь пробить защищавшую мою левую сторону перчатку. Безоговорочная победа по очкам, правда, по итогу боя моё левое плечо вновь дало о себе знать. И теперь уже не от усталости, соперник реально накидал мне в это место, такое ощущение, что я попал на микроразрыв связок. Но тогда я подумал, что это временно, к завтрашнему бою пройдёт, и мы с Анатольичем отправляемся смотреть второй полуфинал, где Саня Лебедев, казалось, без проблем разберётся с представителем Казахстана.
Фамилия казаха Садыков, а зовут Батыр. Реально батыр, если учитывать, что вообще казахи в таких серьёзных весах — скорее исключение, чем правило, у них от природы мелкое телосложение. Чтобы, наверное, было удобнее скакать на низкорослых степных лошадках.
Так вот в этом
У меня, если честно, чуть слёзы на глаза не навернулись, когда я смотрел, как побледневший Саня показывает руку врачу. Затем его увели в раздевалку, и я не выдержал, рванул следом. Там на моих глазах Лебедеву на травмированное запястье наложили шину, а затем отправили в травматологию. Прежде чем сесть в «скорую», Санька обернулся ко мне, с печалью в глазах сказал:
— Жаль, что я пролетел мимо чемпионата мира. Макс, отомсти завтра за меня.
Ну а куда мне деваться, придётся мстить, иначе я и сам пролечу мимо Токио. Да и помнил я, как прыгал по рингу счастливый казах, даже не подошёл к сопернику поинтересоваться, как у него там дела со здоровьем. Шлёпнул Саньку перчаткой по плечу и давай дальше отплясывать какой-то свой ритуальный танец.
Но на душе у меня было всё же легче, чем если бы пришлось биться за путёвку на чемпионат мира с товарищем. А тут уже ясно — перед тобой реально соперник, которого не стоит щадить, и от осознания этого в крови начинал закипать адреналин. Единственное, что настораживало — левое плечо по-прежнему побаливало, отчего я на разминке старался беречь руку, не действуя в полную силу.
— Что с рукой? — встревоженно спросил Храбсков, останавливая разминку.
— Да чёрт её знает… После боя с белорусом побаливало плечо, думал, к утру всё пройдёт.
— Бляха муха, — невольно ругнулся Анатольич, — вот только этого нам сейчас не хватало! Что ж вчера врачу не показался? Думал он… Ты вообще в состоянии боксировать?
— А у меня есть выбор? Хотите, чтобы уплыла путёвка в Токио?
— Ты прав, терять нам нечего… Ну хотя бы береги плечо, не подставляй его лишний раз. Может, снова в правосторонней поработаешь? Или хотя бы фронтальной?
— Посмотрим, как пойдёт, — мотнул я подбородком.
Невзирая на проблему с плечом, на бой я вышел заряженным, Анатольичу даже не пришлось меня накачивать. В тему перед глазами стоял эпизод из фильма «Ринг», который я видел в той своей юности. Там герой в исполнении Александра Пороховщикова в раздевалке перед боем говорит молодому боксёру, зашедшему выразить свой респект: «Ты, Володя, отойди в сторонку, я ведь должен разозлиться».
Плоское, словно блин, лицо соперника, на котором прятались маленькие глазки, выражало желание закончить со мной как можно быстрее, невзирая на все мои регалии. Батыр, однако, не стал кидаться вперёд сломя голову: как только он пытался это сделать — сразу же из его угла на казахском что-то кричал тренер, и оппонент, словно пёс, послушно подчинялся команде.
Я тоже не рвался на Садыкова, памятуя о своём плече, предпочитая менять стойки и тем самым вводя казаха в заблуждение. Заодно не мешает присмотреться к сопернику. Хотя в общем-то в его бою с Санькой уже присмотрелся и сделал для себя кое-какие выводы, но всё равно разведка не будет лишней.
В целом поединок складывался по нашему с Храбсковым сценарию. Я кидал слабые джебы левой, акцентированные правой, постоянно двигался, памятуя, что правильная работа ног — как минимум половина успеха. Всё складывалось неплохо до тех пор, пока во втором раунде, видимо, получив наставления от тренера, соперник не решил проверить меня на вшивость. Проверка состояла в нескольких затяжных атаках, когда Батыр, весящий, такое ощущение, явно больше заявленных на взвешивании 80 кг, пытался зажать меня в углу и обработать серией коротких ударов по голове и корпусу. И вот тут-то после очередной его атаки я понял, что моя левая рука вообще отказывается работать, максимум, на что она способна — это находиться в согнутом состоянии, защищая левую часть корпуса и головы.