Второй шанс. Начало новой жизни

Алекс Анна

IV

. Успех

В деревянный домик мы с Резвым вернулся около четырёх утра. Ложиться спать уже не имело смысла, ведь через два часа надо идти на поля. Но я всё же лёг на кровать и прикемарил на полчасика…

Петушиный будильник с каждым днём становился роднее и не так раздражал.

– Доброе утро! – прохрипел Ваня.

– Доброе!..

– Ночь была тихая, чарующая, самое то для сна, – сказочно говорил товарищ. – Только Резвый что-то вошкался на улице: видимо, новая будка пришлась ему

не очень по вкусу.

Я лишь вымученно улыбнулся, спать хотелось дико, но что поделать.

– Юнцы, быстро кашу есть – и за работу! – воскликнула Василиса Егоровна из кухни.

– Бежим, матушка!

***

Ване за свои ночные походы и Трубецкого я рассказывать не стал. Не потому, что я плохой и чёрствый человек, который не делится секретами и не хочет, чтоб ему завидовали, а потому, что, если бы я ему рассказал все подробности, а особенно о моей новой фамилии и возможности в восхождение дворянина, он бы не поверил. Или, что ещё хуже, начал бы трындеть это на весь хутор, а лишние уши нам точно не нужны.

До середины дня мы добородили почти всё поле и поэтому решили двинуться на долгожданную охоту вместе с Резвым. Заяц, жди нас!

Путь был не столь длинный, и минут через пятнадцать мы оказались на лесной опушке, где ещё сегодня ночью я вместе с псом ловил ногайцев.

Только в этот раз мы зашли намного глубже. Ивашка спрятался за дерево, Резвый засел в кустах, а я прилёг между ними за пень.

Охота – достаточно изнурительный и долгий процесс, но он того стоит, ведь после муторного ожидания наступает долгожданный приз в виде мяса или – реже – шкуры.

Птички насвистывали лёгкую весеннюю песенку, листики шумели им в такт, и только мы втроём сидели в позе ожидания.

– Давай, что ли, в города сыграем?.. – спросил я устало.

– Во что? – удивлённо моргнул товарищ.

– А… Ну да… Не актуально, – прошептал я. – В слова говорю, сыграем: я называю слово, допустим «дерево». Ты должен назвать слово на последнюю букву моего слова.

– О!.. Овёс! – радостно улыбнулся Ивашка.

– Молодец, втянулся. Так… мне на «с», хм…

Резвый подал голос.

– Собака!

– Ха-ха! Нечестно, тебе подсказали! Тогда… Априлий.

– Чего?! – мои глаза явно округлились.

– Ну Крис, ты чего? Месяц сейчас какой? Априлий.

Так… надо думать логически. Сейчас весна. Первая буква его слова – «а». Следовательно, это апрель. Странное название, конечно, – априлий.

Пока мы болтали, наш пёс навострил уши и бросился в центр, – видимо, появилась жертва. И действительно, спустя пару минут в зубах у Резвого находился полуживой заяц.

– Ты ж моя радость! – воскликнул Ваня.

– Собак сильно хвалить нельзя, надо делать небольшой, но важный для них комплимент, к примеру: настоящий охотник, – мой взгляд скользнул на

их дуэт, который валялся на земле и дурачился, в то время как бедная зверюшка проклинала весь мир, что поймал её именно наш пёс. – Ну, естественно, всем всё равно на моё мнение.

Я взял зайца за уши и осмотрел с ног до головы. Серенький, пушистый и достаточно упитанный. Жалко, конечно, готовить его, но за годы жизни в деревне, на охоте с дедом, я к такому стал относиться спокойно.

– Я так понимаю, мы одним зверем не ограничимся?

– Конечно! Нам ещё два точно надо.

Ясно. Мы в этом лесу надолго.

***

Обратно к избе с тремя зайцами мы шли, уже когда солнце садилось за горизонт и создавало живописный закат.

Все были уставшими, но до жути радостными, Резвый аж причмокивал от вкуса зайчатины, пока она находилась у него во рту.

Вдруг навстречу вышел высокий мужчина и оглядел нас в полный рост, затем, хитро сощурившись, сфокусировал свой взгляд на мне.

И только сейчас я узнал в нём Трубецкого.

А далее началась пантомима, потому что я всевозможными гримасами и жестами умолял Андрея Васильевича сделать вид, что он меня не знает.

– Это же боярин Трубецкой! Быстро склонись! – протараторил Ваня, уже скрючившись в спине.

– Здравствуй, Кристиан Рыков! – лучезарно улыбнулся он.

Видимо, попытки были тщетны, и я ударил себя по лбу после его приветствия.

Глаза моего товарища вылетели из орбит, и он почти поперхнулся слюной. Зато Резвый как ни в чём не бывало побежал к Трубецкому и начал игриво прыгать на него.

Я уже искренне молился Богу, чтобы весь этот цирк закончился и в памяти Вани этого момента вообще не осталось.

– И тебе привет, Резвый! – Андрей Васильевич почесал собаку за ухом. – Кристиан, а я к тебе с новостями.

Боярин шагнул ближе, Ивашка выпрямился, как тросточка, а я, наоборот, почему-то напрягся.

– Я же обещал замолвить за тебя словечко?

Пришлось неуверенно кивнуть.

– Так вот, Иван Васильевич по моему рассказу очень заинтересовался тобой и сказал, что если ты и дальше будешь служить Руси-матушке и царю, то станешь знатным дворянином.

У товарища, стоящего рядом, открылся рот. Я поспешил его закрыть: всё-таки невежливо так стоять, да и муха залетит.

– Спасибо, Андрей Васильевич, до конца жизни буду вам признателен, – склонился в знак уважения к земле.

– Спасибо, Рыков, в карман не положишь, – он похлопал меня по плечу. – Работать надо.

Он развернулся на пятках и, насвистывая мелодию, пошёл в закат. Как вдруг остановился на полпути и проронил через плечо:

– Ах да, товарищ твой пусть тоже не расслабляется, и его дворянином сделаем, – подмигнул Трубецкой. – Если постарается, конечно.