Вторжение
Шрифт:
Но парень меня не слышал. Юркнул в пролом в стене — и был таков.
— Твою мать! — выругался я и последовал за ним.
На кой черт меня дернуло вообще сегодня в это гиблое место идти? Сходил бы на привычную Плешину, подстрелил бы зайца-другого. Нет, захотелось кабанятинки мне! Вот теперь точно будет шашлык — из меня самого. Пропал, ты Костя, из-за своего чревоугодия.
— Да стой ты, твою в коромысло!
Пацан остановился, глянул на меня.
— Куда… не слышишь что ли… — дыхание из-за нерабочего носа совсем сбилось, пришлось отдышаться, прежде чем сказать что-то
— Нет тут никого, — спокойно ответил пацан, внимательно взирая на меня. Мутный какой-то пацан. Подозрительный.
— Откуда знаешь?
— Был тут вчера. Чисто.
— Уверен? — спросил я, оглядываясь вокруг.
Признаться, за ограду я никогда сам не ходил. Только байки других охотников слышал, что тут живодеры живут. Врали, получается. Пустырь какой-то, в дали здание видно, заросшее все сорняком и кустарником. На трансформаторную подстанцию похоже. Пахнет костром, прелыми листьями, еще чем-то неуловимо звериным, то ли шерстью, то ли мочой. Ни намека на гниль или разложение. Вроде нет угрозы, по крайней мере чутье мое сейчас молчало. А ему я привык доверять. Благодаря этому и хожу по земле до сих пор живой.
— А тебя как звать то?
— Алешка я, — представился пацан и протянул руку.
— Костя, — принял я его приветствие. Ладонь у парня оказалась на удивление крепкой, жилистой. — Живешь тут что ли?
— Нет, на Бульваре живу, сюда хожу только за солью.
— За какой солью? — не понял я.
— За обычной. Тут же склад раньше был. Не знал, что ли?
— Не знал. А что за склад?
— Да разное всякое, в основном крупы, мука. Растащили правда все. Давно уже растащили. Еще как первые корабли пошли. А вот соль осталась. Много соли. Пойдем покажу.
— Ты погодь.
Я вернулся к пролому в стене, осторожно глянул — далеко ли зверье? Прислушался. Никого не слышно, не видно.
— Да нет их уже, оторвались мы, нормально, в безопасности, — произнес пацан. — Пошли, соль покажу.
— Ты откуда такой… болтливый взялся? И как еще живой по свету ходишь? Слишком ты, пацан, самоуверенный. А вдруг…
— Я знаю.
— Чего знаешь?
— Что яйцеголовых нет.
— Вот так вот просто знаешь и все? — усмехнулся я.
— Да, — коротко ответит тот, шмыгнув веснушчатым носом. — Знаю.
— Смотри-ка какой! Знает он. Ишь…
— Ну так ты идешь соль смотреть или нет?
— А чего мне эта соль? Соль да соль, — я устало вздохнул. Жутко хотелось пить.
Но парень продолжал смотреть на меня таким не детским требовательным взглядом, полным каменной непоколебимости, что к собственному удивлению я сдался.
— Ладно, пошли, — махнул рукой.
Все равно поесть сегодня мне уже не светило.
Место, в которое привел меня пацан, сгодилось бы под укрытие. Обустроить возле запертых железных ворот что-то вроде наблюдательного пункта, поставить пару растяжек, ловушек и сигналок — и вполне себе приличное место получится. В здании перевалочный пункт устроить, для ночевок. И маршруты уже более длинные можно выбирать. К примеру, до Садов смотаться. Или до Кисельного, чем черт не шутит? Хотя, до Кисельного не пойду. Хватило раз. До сих пор по ночам та волосатая жуть снится…
Размышления мои прервал тихий рык. Я молниеносно скинул с плеча автомат, приготовился к бою.
— Расслабься! — рассмеялся пацан, садясь на корточки. — Это же Тузик!
— Какой еще Тузик?
Из кустов выскочила лохматая, вся в колтунах, дворняга, признавшая в пацане своего. А вот на меня животина посмотрела явно с подозрением, и даже угрожающе зарычала.
— Это не враг, — пояснил Алешка, указывая на меня. — Свой. Он спас меня. Понимаешь? Спас.
Пес еще раз тявкнул, вильнул хвостом. Потом высунул язык и лизнул Алешку в щеку, заскулил, словно бы говоря — не бережешь ты совсем себя, братец.
— Охранник здешний! — улыбнулся пацан, почесывая дворнягу за ухом. Та довольно ластилась к парнишке.
— Отсюда не заметно, — язвительно заметил я.
— Да это только кажется, что он такой маленький. А когда надо, знаешь, как тявкает? Один раз даже небольшого яйцеголового отпугнул, представляешь?!
— Да чего ты заливаешь?
— Правда!
— Бред! Яйцеголовые не боятся собак. Вообще никого не боятся. Только летящих в их головы пуль боятся.
— Я не вру. Так и было! Как выскочит, как начнет лаять и в ноги тому кидаться.
— Ладно, пусть будет по-твоему, — согласился я. Спорить не было сил, жутко хотелось есть. — Ты, если на соль богат, отсыпь мне, в благодарность за спасение, да я пойду дальше по своим делам. Времени нет, смеркаться скоро будет.
— Будет тебе соль, — кивнул парень, отпуская на землю Тузика и поднимаясь с корточек. — Пошли.
Мы двинули в сторону заброшенного строения. Алешка шел впереди, бодро, явно зная дорогу, а я то и дело наступал то в ямку, спрятанную в кустах, то спотыкался о камни. Еще это странный вой. Он разносился то с одной стороны, то с другой, и мне приходилось постоянно останавливаться, чтобы осмотреться. Жуткий, заунывный, словно где-то в чащобе умирал зверь. Яйцеголовый? Или, может, хрюкер? Нет, не похоже на них. Тогда кто?
Уже дойдя до склада, я вдруг определил источник звука. Один из металлических листов, которыми была перекрыта крыша строения, со временем сильно отогнулся вверх и на ветру теперь издавал такой протяжный вой.
«Черт, и в самом деле у страха глаза велики!» — усмехнулся я про себя, заходя в темное помещение.
— Посветить есть чем? — спросил я парня, больно стукнувшись лбом о низкий косяк.
— Я и так тут каждый уголок знаю.
— Зато я не знаю, — пробурчал я, опять едва не вписавшись в стену и только чудом успев остановится в миллиметре от преграды.
Разбитый нос начал сильно опухать, причиняя массу неудобств. Дышать пришлось ртом.
— Ты скоро там? — прогундосил я, тщетно пытаясь увидеть хоть что-то в кромешной темноте.
Не люблю темноту. В темноте может прятаться все что угодно. Темноту любят яйцеголовые, и хрюкеры, и клыкорылы. Да ее все инопланетные твари любят! Активизируются они ночью, на охоту выходят. Поэтому лучше сидеть в это время в укрытии. А ведь уже и вечер не за горами. А мне топать до своей базы часа два, как минимум.