Вторжение

Андреев Николай

Стюарт, Аято и Карс активно участвовали в развернувшихся сражениях. По дорогам непрерывно двигались колонны танков и бронемашин, в воздухе проносились эскадрильи истребителей, в полях с колосящейся кражью вступали в столкновения батальоны пехоты. К побережью потянулись миллионы беженцев. Люди старались покинуть охваченную войной Еланию. Ни один космодром не функционировал, так как бунтовщики сбивали даже пассажирские корабли.

Трудно сказать, чем бы закончилось восстание, если бы в конфликт не вмешались отряды непосвященных. Они выявляли слабые места в обороне врага, нарушали его коммуникации, помогали арестовывать руководителей подполья. Порой на улицах городов разворачивались кровавые схватки между

представителями двух непримиримых слоев общества. Гражданской войны в полном смысле этого слова удалось избежать, но Алан дорого заплатил за мятеж приспешников Великого Координатора.

Последние очаги сопротивления были подавлены только через четыре месяца, а истлевшие трупы погибших бунтовщиков находили еще в течение полугода. Похоронные команды трудились день и ночь. Мертвецов кремировали даже без опознания. Их родственники никогда не найдут место, где покоится прах несчастного бойца. Сыновья, братья, отцы исчезли навсегда. Голографические снимки — единственная память об этих людях. Модная одежда, расслабленная поза, ироничная улыбка на устах.

Аланцев постигла жестокая, но справедливая кара. Они жили, совершенно не задумываясь, кто ими правит, куда движется страна. Миллионы людей подвергались дискриминации, на Тасконе шла настоящая война, колонисты сотнями пропадали в пустынях и джунглях Оливии. Но разве боль других волнует обывателя? Никогда! Маленький домик, хорошо оплачиваемая работа, жена, любовница… Скромные тихие радости.

Наверное, в этом нет ничего плохого. Однако стоит человеку замкнуться в своем мирке, как он тут же теряет ощущение реальности. У кого-то арестовали сестру — но ведь не у меня, у кого-то на космическую базу выслали дочь — но ведь не у меня, у кого-то на чужой планете погиб сын — но ведь не у меня! Глупец! Беда уже у твоих дверей. Нельзя быть в стороне от общественных проблем. Расплата за безразличие последует незамедлительно. Тасконцы поняли данную истину двести лет назад, аланцы лишь сейчас.

По самым скромным подсчетам за период восстания страна потеряла около четырех миллионов граждан. Некоторые города превратились в арену ужасных побоищ. Толпа пожирает в человеке всё доброе и разумное, оставляя только агрессивно-звериное нутро. Группы обезумевших от ненависти рабочих, врачей, юристов буквально разрывали на куски своих врагов. Они не жалели ни детей, ни стариков, ни женщин.

«Алан — для посвященных!» — лозунг, который вычеркнул из списка живущих сотни тысяч ни в чем не повинных людей. Вырезались целые кварталы. Дикое кровожадное варварство. Врываясь в мятежные города, солдаты объединенной армии попадали в шоковое состояние от увиденного. Даже не верилось, что человек способен на подобное изуверство. Например, в маленьком поселке Шанх местные садисты содрали с сорока несчастных кожу и повесили их тела на центральной площади. Найти виновников убийства, разумеется, не удалось.

Многие вооруженные отряды бунтовщиков после разгрома распались, и бойцы вновь стали послушными обывателями. Однако большинство преступлений негодяи совершали на глазах друзей, знакомых и родственников. Тогда мерзавцы чувствовали себя сильными и смелыми. Еще бы! Врагов ведь мало. Но вот ситуация изменилась, и в душу заползает леденящий животный страх. А вдруг узнают? Вдруг выдадут? Кто-то прятался в лесах, кто-то бежал из родных мест, кто-то принимал яд.

Впрочем, некоторые палачи всё же предстали перед законом. На Алане началась череда громких процессов. Скрывать подробности власти не собирались. По государственным каналам демонстрировались жуткие кадры злодеяний мятежников. Перед показом дикторы настойчиво призывали убрать от экранов детей и людей со слабой психикой. Зрелище было не для слабонервных.

После шокирующего репортажа аппаратура переключалась на зал суда. За прочным

пластиковым ограждением, как правило, сидело десять-двенадцать человек. Благообразные мужчины, миловидные женщины, коротко стриженые подростки. Обычные, ничем не примечательные люди. Еще несколько месяцев назад они являлись вполне добропорядочными гражданами. Ходили на работу, ездили в отпуск на море, шумно отмечали праздники и ежедневно всей семьей смотрели сеансы Великого Координатора. Основа и опора аланского общества.

Революция непосвященных, осуществленная при поддержке Тасконы, разрушила их мир. Он рухнул словно карточный домик. Люди остались без идеалов, без морали, без принципов. Раньше думать было не надо, правитель говорил, что хорошо, что плохо. Вождь никогда не ошибался. Теперь же образовался вакуум. А его нужно обязательно чем-нибудь заполнить.

Зерна вражды и ненависти упали на благодатную почву. Руководители восстания умело воспользовались ситуацией. Кто разрушил прежний мир? Конечно непосвященные и тасконцы! Стоит убить предателей и врагов, и Великий Координатор вернется. В стране возникло даже особое религиозное течение. Его последователи утверждали, будто всё происходящее — это испытание человечества на верность правителю. Увы, подобный бред стал отдушиной для тысяч аланцев.

Обычно подсудимые вели себя очень спокойно. Опустив глаза, нервно растирая руками колени, мужчины и женщины давали сбивчивые, отрывочные показания. Многие в момент совершения преступления находились в состоянии аффекта, в безумном религиозно-фанатическом исступлении. Порой они и сами не верили в реальность своих злодеяний.

Храброву врезался в память суд над группой погромщиков из города Пелс. Рядом с мужчинами сидела невысокая темноволосая женщина лет сорока. Не красавица, но достаточно привлекательная. Она постоянно плакала и утирала слезы розовым носовым платком. Как оказалось, аланка больше двадцати лет проработала с детьми дошкольного возраста. Великолепные отзывы соседей, коллег, родителей.

Во время мятежа в женщину словно вселился дьявол. Лиза Ковен бросила семью и примкнула к самым агрессивным погромщикам. Судьям и присяжным продемонстрировали обличительные документы. Снимки изувеченных тел, сожженных домов, свидетельства очевидцев. Всех привела в шок любительская съемка. Именно на ее основе построил речь главный обвинитель. Беспроигрышная позиция.

Рискуя собой, неизвестный аланец запечатлел толпу, которая громила квартал непосвященных. Вооруженные палками, трубами, стальными штырями фанатики безжалостно убивали всех попавшихся на пути людей. Впереди, что-то крича и размахивая руками, шла Лиза Ковен. Узнать ее было нелегко. Растрепанные волосы, сверкающий ненавистью взгляд, на лице гримаса ярости. Широкое синее платье женщины развевалось как флаг.

Между тем, группа мужчин бросилась в ближайший дом. Раздался чей-то отчаянный крик. Почти тут же из окна выпрыгнул молодой парень с девочкой лет трех на руках. Бедняга пытался спастись бегством, но нарвался на засаду. Его уронили на землю и принялись избивать палками. Ковен бесцеремонно взяла ребенка за ноги и с силой ударила головой о бетонное покрытие дороги. Окровавленное тельце Лиза кинула прямо в ревущую толпу.

— Нет! — испуганно воскликнула аланка и упала в обморок.

Складывалось впечатление, что всё это было не с ней. Ковен смотрела фильм, не догадываясь о развязке. В результате женщину признали психически невменяемой. Типичный случай с посвященным. Приговор стандартный — стирание некоторых секторов памяти и пожизненная высылка в отдаленные районы Оливии. Чтобы не нагнетать напряженность новые власти полностью отказались от применения смертной казни. Олесь данное решение никогда не поддерживал. Русич считал, что за убийство человек должен платить собственной жизнью.