Вудсток, или Кавалер
Шрифт:
Когда Эверард направлялся в хижину Джослайна, он скакал во весь опор; мысли его также стремительно неслись вперед. Он считал, что выбора у него нет, и чувствовал, что вправе наставить свою кузину на путь истинный и даже слегка пожурить ее за участие в опасной интриге, в которую, как ему казалось, она была вовлечена. Возвращался же он медленно и совсем в ином расположении духа.
Оказалось, что благоразумие Алисы не уступает ее красоте: она не проявила той слабости, которая дала бы ему власть над нею; ее политические стремления, хоть и неосуществимые, оказались гораздо более прямыми и благородными, чем
Он задумался, не слишком ли далеко он зашел в своей приверженности Кромвелю. Страна, правда, была истерзана раздорами, и казалось, что единственное средство избежать новой гражданской войны — это дать в руки Кромвеля исполнительную власть. После того как он понял, что чувства Алисы более чисты и возвышенны, чем его собственные, мнение о самом себе стало у него значительно скромнее, хоть он и продолжал считать, что лучше вверить корабль кормчему, не имеющему на это права, чем дать ему разбиться о рифы. Но он чувствовал в то же время, что не поддерживает в борьбе самую честную, благородную и бескорыстную сторону.
Так он ехал, предаваясь этим тягостным думам, и, размышляя о происшедшем, все меньше одобрял свои поступки, Уайлдрейк, ехавший на коне рядом с ним, не умел долго хранить молчание и начал разговор:
— Я вот подумал, Марк, если бы нас с тобой вызвали сейчас в суд — со мной-то это легко может случиться… Нет.., я хочу сказать: если бы нам пришлось быть защитниками, у меня язык был бы подвешен лучше твоего, он говорил бы поубедительнее.
— Может, и так, — отвечал Эверард, — но я никогда не слыхал, чтобы ты говорил убедительно, только разве когда убеждаешь ростовщика ссудить тебе денег или трактирщика — сбавить счет.
— Однако же сегодня днем — или, вернее, вече» ром — я мог бы одержать победу там, где ты потери пел поражение.
— В самом деле? — проговорил полковник, насторожившись.
— А ну-ка, посмотрим, — продолжал Уайлдрейк. — Главной твоей задачей было убедить мисс Алису Ли… Клянусь небом, она божественное создание, одобряю твой вкус, Маркем!.. Так вот, ты хотел убедить ее и решительного старого троянца, ее отца, чтобы они согласились вернуться домой и, при потворстве властей, тихонько жили бы себе в замке, как подобает приличным людям, а не ютились бы в лачуге, которая под стать только Тому из Бедлама.
— Ты прав. Это была моя главная цель.
— Сдается мне, ты и сам надеялся бывать там почаще и присматривать за хорошенькой мисс Ли.
Ведь так?
— Таких корыстных мыслей у меня не было — возразил Эверард. — Если бы только мне удалось выяснить, в чем дело, и положить конец этим ночным переполохам в замке, я бы сразу уехал.
— А вот твой приятель Нол ожидает от тебя кое-чего побольше, — сказал Уайлдрейк. — Представь себе, что репутация баронета, как человека преданного королю, приведет в замок кого-нибудь из злосчастных беглецов и скитальцев — Кромвель надеется, что ты их подстережешь и зацапаешь. Словом, насколько я понял из его длинных и путаных разглагольствований, он хочет, чтобы Вудсток стал мышеловкой, дядя твой и хорошенькая кузина — куском сыру для приманки, да простит мне твоя Хлоя это сравнение, ты — пружиной, которая соскочит и захлопнет дверцу, а себе его превосходительство оставили роль большого старого кота, который получит мышей на съедение.
— И Кромвель осмелился открыто сделать тебе такое предложение? — воскликнул Эверард, дернув за поводья и останавливая коня посреди дороги.
— Ну не то чтобы открыто — я думаю, он открыто ни разу в жизни не говорил, скорей уж пьяница пройдет по одной половице, — но он намекнул мне, дал понять, что ты окажешь ему услугу, если — тысяча чертей, проклятое предложение застревает у меня в глотке! — если предашь нашего благородного и законного государя (тут он снял шляпу), да пошлет ему бог здоровья и благополучия для долгого царствования, как сказал достойный пастор, хотя, боюсь, сейчас его величество в холоде и голоде, да и без гроша в кармане.
— Это почти то же, что говорила Алиса, — удивился Эверард, — но как она могла про это узнать?
Ты ей, что ли, рассказал?
— Я! — возмутился роялист. — Ведь я ее до сегодняшнего вечера ни разу и не видел, да и нынче только мельком. Черт возьми, приятель, как же я мог ей что-нибудь сказать?
— Верно, — ответил Эверард и задумался.
Через некоторое время он снова заговорил:
— Мне надо было бы призвать Кромвеля к ответу за столь дурное мнение обо мне, пусть даже он не замышлял такого злодейства, а говорил не всерьез, только лишь для того, чтобы испытать тебя, а быть может, и меня. Это ведь тоже оскорбительно.
— С наслаждением снесу ему твой вызов, — оживился Уайлдрейк, — и сам скрещу шпагу с адъютантом его святейшества. Это доставит мне такое же удовольствие, как и стакан хорошего вина.
— Ну да! — возразил Эверард. — Такие высокопоставленные люди не дерутся на дуэли. Но скажи мне, Роджер Уайлдрейк, сам-то ты считал меня способным на подобную подлость?
— Я — вскричал Уайлдрейк. — Маркем Эверард, ты мой старый друг и неизменный покровитель. Когда взяли Колчестер, ты спас меня от виселицы, а затем двадцать раз спасал от голодной смерти. Но, клянусь небом, если бы я считал тебя способным на ту подлость, какой ждет от тебя твой генерал, клянусь небосводом и всей вселенной, я заколол бы тебя своей рукой!
— И я бы заслужил эту смерть, — ответил Эверард, — только, может быть, не от твоей руки. Но, к счастью, мне не придется, даже если бы я и пожелал, стать тем предателем, которого ты хотел собственноручно казнить. Знай, что сегодня сам Кромвель секретной депешей уведомил меня, что наследник бежал морем из Бристоля.
— Благослови, боже, тех, кто помог ему избежать опасности! — воскликнул Уайлдрейк. — Ура! Ликуйте, кавалеры! Браво, кавалеры! Да здравствует король Карл! Ну-ка, луна и звезды, ловите мою шляпу!
Тут он высоко подбросил свою шляпу в воздух.
Но небесные светила не приняли подарка: шляпа, как и ножны сэра Генри Ли, застряла в ветвях старого искривленного дуба, ставшего во второй раз хранителем вещей, брошенных вверх в порыве верноподданнических чувств. Это несколько обескуражило Уайлдрейка, а друг его воспользовался случаем, чтобы прочитать ему наставление:
— И не стыдно тебе — ведешь себя как школьник!
— Ну вот еще, — возразил Уайлдрейк, — я только дал пуританской шляпе верноподданническое поручение. Со смеху лопнешь, как подумаешь, сколько школьников в будущем году понапрасну полезут на дерево, приняв этот бесформенный фетровый колпак за гнездо какой-нибудь диковинной птицы.