Вулкан эротических фантазий (рассказы)

Икс Мистер

"Чужая" задрожала, когда я задрал юбку и полез под трусики. Животик у нее оказался такой прохладный, а между ног, наоборот, было необыкновенно горячо и мокро. Интересно, давно ли она поплыла? Наш поцелуй ужасно затянулся, потом она вытащила из моего рта свой язык и попросила:

– Поцелуй... туда...

От поцелуя "туда" она повизгивала, слегка царапая ноготочками стенку кабины и мой затылок. Конечно, каштановая дырочка не была лесбиянкой, но кое-какой опыт подобных отношений у нее, как видно, все же образовался. Девушка откидывалась назад все дальше, пока, забросив руки за голову, не уперлась в стенку. Получился этакий полумостик или изящная арка.

Бедра были широко разведены, и я без труда, почти не целясь, заехал членом куда надо. Она терлась щелью вниз-вверх, а я толкал ствол вперед-назад. Все получалось довольно синхронно. Ласки моего языка, видимо, еще не успели погаснуть во влагалище, потому что "чужая" вскоре скоро стала кончать. Она кончала и все никак не могла кончить, причитая как заведенная:

– Ой, мамочка!.. Ой, как хорошо!.. Ах!.. Милый!.. Как зам-ме-чате-льно-о-о!.. О, Боже! Я хочу, чтоб и ты то-о-же кон... чи-ил... О! Давай, милый... хор... мой...

Я тоже кончил, но она не слезала с члена, пока тот сам не выпал оттуда. А потом ей захотелось пописать.

– Отвернись...

Но я не подчинился, любуясь, как светлая струйка выстреливается из опушенных нежными волосами губ.

"Чужая" не стала закрываться, вероятно, чтобы не портить мне удовольствия. Промокнув письку листочком бумаги, она выпрямилась и натянула трусики.

– А ты, вообще-то, с извращениями, - констатировала она без тени осуждения в голосе.

– Наверное, каждый в какой-то степени извращенец, - парировал я.

Немного подумав, она вдруг рассмеялась, зажав рот ладонью:

– Действительно, если бы полчаса назад кто-то сказал мне, что отдамся мужчине в туалете...

– А ты сама не трепись, и так твой язык уже подвел тебя. Светку зачем-то обидела.

– Ой, и не говори! Какая же я все-таки болтушка. Ляпнула, не подумав. Где вот она сейчас шастает?.. Она все держит в себе. Хотя понять ее можно: Светка некрасивая, вот и боится, как бы не отбили, а Серега этот пришел к нам в общагу. Светки не было. Зачем, к кому пришел - не говорит. И сразу полез ко мне целоваться.

– Наглый, как я.

– Зато ты умелый, - оценила она, - а у него ничего не получилось... Не смог. Полная дисгармония. Да и я не хотела... А, ладно. Между прочим, давай хоть познакомимся.

– А зачем? Так даже интересней. Абстрактный мужчина встречается случайно с абстрактной женщиной...

– ...И совершает абстрактный половой акт, - продолжила она. Понимаю. Так сказать, секс в чистом виде, но в грязном месте...

Она протянула руку и представилась:

– Люба.

– Виталий, - отвечаю, пожимая узкую ладонь и церемонно склонив голову, словно находились не в библиотечном сортире, а на приеме в Версальском дворце.

– 3наешь, Виталик, ты мне понравился. Если захочешь снова встретиться, позвони. Вот телефон.
– "Чужая" взяла бумажку из ящичка и нацарапала ручкой номер.

Я спрятал бумажку и дал понять, что пора разбегаться.

– Уходить будем по одиночке, - произнесла она уже знакомую мне фразу.
– Сначала - я, потом - ты.

– Ага, - понятливо кивнул я.
– Если все о'кей, ты кашляешь.

– Нет, кашель - это ненадежно. Лучше я свистну тихонько, вот так...

И она, полушипя, полусвистя, тихо вывела первые такты: "Вставай, проклятьем заклейменный..."

– Договорились, - кивнул я, и она вышла.

Тут "чужую" и повязали.

– Ага, развратом, значит, занимаемся, - сказал чей-то женский, но очень суровый голос.
– Куда? Стой! Говори фамилию, курс, адре-ес!

И сразу же мою кабинку сотряс мощный кулак:

– Выходи, гаденыш, щас милицию вызову!

Ситуация предстала передо мной во всей ужасающей ясности. Какая-то крупная библиотечная "шишка", войдя в сортир, конечно же, заинтересовалась возней в моей кабинке, и, естественно стала подслушивать, а, может, и подглядывать. У подобных особ страсть к шпионству со временем приобретает явные признаки полового отклонения так называемый вуайеризм.

Распахнув дверь кабинки и играя желваками на скулах, я выпрямился во весь рост. Она была такой, какой я и представлял эту "номенклатуру", крашеной блондинкой лет тридцати пяти, с маленькими и злыми глазками на бледном лице.

Люба закрыла лицо ладонями.

– Ты личико-то свое не прячь, не прячь, - говорила тетка, тщетно питаясь заглянуть мне за спину.
– Умеешь грешить, умей и каяться.

– Как же, сейчас, - сквозь слезы ответила Люба, - разбежалась!

– Хамка, ах ты! ..
– Блондинка покраснела до корней крашеных волос, - Ишь, до чего докатились! Вас за это надо...

– Ну-ка, отпустите ее, - сказал я и завладел руками надзирательницы.

Люба воспользовалась свободой и, выпрыгнув из кабинки, исчезла со скоростью звука.

– Так, - грозно сказала баба, бледнея от злости, - нападение на ответственного работника при исполнении... в общественном месте... А ну-ка, руки мне отпусти, быстро!

Она растерла затекшие от моей хватки запястья, одернула лацканы своего полуженского-полумужского пиджака, солидно пошевелила локтями. "Сейчас вызовет милицию", - невольно подумалось мне, тут в сортир хлынула целая компания молоденьких "сикушек". "Номенклатура" насторожилась: тонкое административное чутье подсказывало, что столь длительное пребывание в кабинке с юным лоботрясом может быть "неправильно истолковано общественностью" - пусть и не очень широкой. От всего этого сильно попахивает "аморалкой". То-то радости будет у коллег. Особенно Залупаев возликует. Этот стервец давно уже под нее подкапывается.

И вот тут-то и произошло чудо! Сработал самый могущественный из человеческих инстинктов - инстинкт самосохранения. Номенклатурная блондинка одним прыжком (совсем как кенгуру) преодолела разделявшее нас расстояние и ворвалась в мою кабинку. Дверь захлопнулась с тоскливым, раздирающим душу скрипом. Нет, все-таки права народная примета - разбил зеркало, жди беды.

Все дальнейшее напоминало сценку театра мимики и жеста: дама беззвучно отворяла и затворяла рот, безумно пучила глаза, тыча пальчиком в дверку: щеколда, дескать, не закрыта! Не торопясь, я щелкнул задвижкой, достал сигарету. Пухлый кулачок тотчас же замаячил возле моего носа.