Вулкан
Шрифт:
Хевик остановился, но кулаки не разжал.
– -Не знаю, кто ты такой, ты, однорукий болван, но лучше убрайся куда подальше. Ты вмешиваешься в отношения отца и дочери!
– -Она уже совершеннолетняя и может делать то, что сама посчитает нужным,-- сквозь зубы проговорил Перри, не спуская с Хевика глаз.-- Бонни, одно твое слово, и я увезу тебя в город! И не обращай внимания на его угрозы. Он ничего не может тебе сделать, пока у тебя есть защитники. Или свидетели.
– -Да ему плевать, останусь я здесь или уеду -- всхлипнула Бонни.-- А я боюсь уезжать! Я не знаю, как там жить и
Перри посмотрел на нее с жалостью и некоторым отвращением. И в конце концов сказал:
– - Бонни, послушай, неизвестное зло для тебя гораздо лучше известного. У тебя достаточно здравого смысла, чтобы понять это. И ты достаточно смелая и мужественная, чтобы послушаться голоса разума.
– -Но если я уеду отсюда,-- рыдала она,-- никто так и не позаботится о Хуане!
– -Что?!
– - заорал Хевик и замахнулся на Перри, хотя сначала вроде бы намеревался побить дочь.
Перри перехватил руку Хевика и пнул его по колену. В тот же момент Мэлоун нанес фермеру удар в солнечное сплетение. Схватившись за колено и ловя ртом воздух, Хевик повалился на землю. Мгновение спустя из-за угла дома подошли сыновья, за которыми следовал шериф Хьюсман. Шериф рявкнул, приказывая не двигаться, и все застыли на месте. Только Хевик катался по полу от боли.
Все присутствующие заговорили одновременно, и Хьюсман, сначала попытавшийся что-либо понять, заорал, требуя тишины. Он попросил Бонни рассказать, что случилось. Выслушав ее, он сказал:
– - Так вы, Перри, частный сыщик? Но у вас нет лицензии на занятие практикой в нашем округе.
– -Да,-- согласился Перри,-- но в данной ситуации у меня не было другого выхода. Я представляю интересы мисс Хевик,-правда ведь, Бонни?
– - и мисс Хевик хочет покинуть ферму. Ей больше двадцати одного года, поэтому она вольна сделать это. А господин Хевик набросился на нас -- у меня есть два свидетеля, которые могут подтвердить это,-- и если он не успокоится, я обвиню его в ...
– -Это моя собственность!
– - прорычал Хевик.-- А с тобой, грязный французишка...
Перри взял Бонни за локоть и сказал:
– - Пошли. Мы пришлем за твоими вещами позднее.
Сыновья посмотрели на отца. Хьюсман нахмурился и уставился на горящий кончик своей сигары. Перри знал, о чем думает шериф. Хьюсман прекрасно понимал, что Бонни не выходила за рамки своих прав. К тому же, за ним наблюдал репортер из Нью-Йорка. Что же он мог поделать, даже если бы захотел как-то повлиять на создавшуюся ситуацию?
– -Ты заплатишь за это, неблагодарная свинья,-- сказал Хевик. Но при этом не сделал и шага, чтобы помешать дочери уйти. Вся дрожа, двигаясь только потому, что Перри подталкивал и направлял ее, Бонни вышла со двора и пошла в сторону лимузина.
5
Перри лег спать в десять, но слишком устал и не мог заснуть сразу. События, произошедшие у Хевиков, взбудоражили его, но то, что случилось позднее, истощило его энергию еще больше и заставило сильно понервничать. Шериф привел Перри в ярость. Выслушав историю Бонни, он открыто выразил презрение и отказался допросить Хевиков или обыскать их дом. Откровенно говоря, он думал, что избиение Тизока было действием, достойным аплодисментов. И заявил, что для расследования исчезновения Тизока недостаточно улик. Правота шерифа касательно последнего вопроса бесила Перри еще больше.
После продолжительного заседания в помещении тюрьмы Перри cнял для Бонни комнату в пансионе миссис Амстер. Затем они отправились за покупками в небольшой магазин, приобрели одежду для Бонни и привезли покупки в пансион. Там Бонни приняла ванну, оделась и накрасилась, наложив при этом косметики гораздо больше, чем считала приличным. Затем в сопровождении Сетона и Перри она отправилась в ресторан. Завсегдатаи ресторана шушукались за спиной Бонни, в открытую с любопытством рассматривали ее, некоторые были настроены весьма враждебно. К тому времени, как сопровождавшие Бонни решили, что пора уходить, девушка была в слезах.
После ресторана они погуляли по городу, и Бонни подробно рассказала о своей жизни в семействе Хевиков. Перри был закаленным и мужественным человеком, но людские мучения и трагедии каждый раз трогали его сердце. Подобно морю, волны которого бьются о плотину, страдания людей находили слабое место и проникали ему в самую душу. Перри не мог оставаться равнодушным к судьбе Бонни, похожей на судьбы миллионов мужчин, женщин и детей, страдающих от несправедливости, жестокости, недостатка любви. И сердце его обливалось кровью за всех этих несчастных.
Перри долго не мог уснуть, посколько чувствовал себя словно огромная морская раковина, наполненная мучительным грохотом волн океана страданий. В конце концов он задремал, но лишь на какое-то мгновение, после чего его, полуошеломленного, разбудил стук в дверь. Он включил свет и по пути к двери споткнулся о дышащего испарениями виски Мэлоуна, который при этом даже не проснулся. Дверь распахнулась, на пороге стояли хозяйки пансиона миссис Дорн и миссис Амстер. Остатки сна как ветром сдуло. До того еще, как миссис Амстер, заикаясь, начала рассказывать, Перри догадался, что случилось.
Несколько минут спустя, хлопнув дверью, он выбежал в тусклую ночь спящего Рузвиля и кинулся к дому Хьюсмана, который находился всего в квартале от тюрьмы. Разбуженного от хмельного сна шерифа совершенно не обрадовала необходимость вылезать из постели посреди ночи. Тем не менее он быстро оделся и вместе с Перри вышел к машине.
– -Хорошо, что у вас хватило ума не ходить туда одному,-сказал он заплетающимся спросонья языком.-- Старик Хевик запросто мог бы прострелить вам задницу, заявив, что вы вторглись в его частные владения. Честно говоря, я не уверен, что Бонни не пошла с отцом добровольно.
– -Может быть, и так,-- сказал Перри, усаживаясь на переднее сиденье.-- Есть только один способ выяснить это. Но если Хевик принудил Бонни поехать с ним, его можно обвинить в похищении собственной дочери. Мисис Амстер сказала, что, проснувшись, увидела, как Хевик и его сыновья заталкивали Бонни в машину. До этого никакого шума не было.
Не включая мигалок и сирены, Хьюсман ехал так быстро, как только позволяла извилистая гравийная дорога. На повороте к дому Хевиков он выключил фары. Хотя в этом не было необходимости -- сияние от текущей лавы и выбрасываемых камней ярко освещало дом.