Вулканы небес

Голый человек на городской улице — след подковы в вулканической грязи — тайна оленьего уха — огромная черная туша, подобная киту, в воздухе, роняет красные капли, словно раненная меч-рыбой, —

Смятение.

Дождь лягушек и метель ящериц — ливень съедобных улиток, падающих с неба…

Смехотворное, нелепое, невероятное — а почему, коль скоро я привожу сотни подобных примеров, они таковыми считаются?

Человек без одежды шокирует толпу — через мгновенье, если никто не расщедрится уступить ему свой плащ, кто-то собирает носовые платки на набедренную повязку.

Голый факт поражает взгляды научного сообщества — и его чресла или то, что заменяет их факту, мгновенно прикрываются подгузником устоявшихся мнений.

Хаос, и грязь, и мерзость — неопределимое, непередаваемое и непознаваемое — и все люди лжецы — и все же…

Вигвамы на острове — в столбе дыма над ними светятся искры.

Века спустя — зыбкие столбы стали башнями. То, что некогда было летучими искорками, превратилось в неподвижные огни окон. Если судить по кризису Таммани-холла, на острове царит чудовищная коррупция: тем не менее посреди него кое-что упорядочилось. Лесной увалень замер в камне по стойке смирно.

Принцесса Карибу рассказывает свою историю на неизвестном языке, и люди, сами привыкшие лгать, обвиняют ее во лжи, хотя никто даже не понял, что она рассказала. История Дороти Арнольд пересказывалась тысячу раз, но историю Дороти Арнольд и лебедя до сих пор не рассказывали. Город обращается в кратер и выбрасывает из себя извержение столь-же пламенных, как лава, живых существ — и остается тайной, откуда взялся и куда скрылся Калиостро, и только историки уверяют, что им это известно, — и ядовитые змеи выползают на мостовые Лондона — и звезды подмигивают…

Но в основе всякого смятения — единообразие.

Луковица и глыба льда — что у них общего?

Ледяные узоры за миллионы лет до нас рисовались на глади прудов — позже из иных материалов возникали подобные им ботанические формы. Если бы кто-нибудь изучил доисторический иней, он мог бы предсказать существование джунглей. Время, когда на поверхности Земли нет ни единого живого существа, — а пиролюзита рисуют образы, которые, после возникновения целлюлозы, станут деревьями. Зарисовки дендритов, сделанные серебром и медью, предвосхищают формы мхов и лиан.

Разновидности минералов, хранящиеся в музеях, — пучки лепестков кальцита — или, давным-давно, они неумело изображали розу. Чешуи, рога, перья, шипы, зубы, стрелы, копья, штыки — задолго до того, как стать оружием или изобретением живых существ, они существовали в минералах. Мне известен небольшой набросок, хранящийся ныне в музее, — колоритная миниатюра, изображающая жестокую резню, выполнена кальцитами задолго до того, как на сцену вышла драма религии, — розовые фигуры, пронзенные зеленоватыми копьями, роняют сверкающие пурпурные капли. Я видел произведение баритов, возникшее за столетия до того, как иудеи сочинили свою так называемую историю, — по сторонам высоко вздымаются синие волны, а между ними тянется темная полоса, в которой можно различить рога скота, головы мулов, верблюжьи горбы, тюрбаны и воздетые руки.

В основе — единство.

Появляется новая звезда — насколько далеко от нее до капель воды неизвестного происхождения, упавших на хлопковое дерево в Оклахоме? Какое дело звезде и воде до девочки из Суонтон-Новерс, на которую пролилась струя масла? И почему священник оказался таким же промасленным? Землетрясения, потопы и небо, черное от пауков, и близ Торонто в Нью-Джерси кто-то швырялся камушками в фермеров. Если замеченные в небе огни горят на кораблях из иных миров — тогда в городе Нью-Йорке или, скажем, в округе Вашингтон, возможно, живут обитатели Марса, втайне посылающие доклады о наших обычаях своему правительству?

Теория нащупывает путь сквозь окружающее невежество — виноградная лоза нащупывает подпорки — караван фургонов отыскивает дорогу в прериях…

Основополагающее единство.

Интрузии лимонита в конкреции дымчатого кварца — пройдут века, прежде чем каменный набросок воплотится в дымовые трубы и дымы Питтсбурга. Но он повторяется, когда вулканический взрыв опаляет растения на склонах и над столбами стволов висят клубы дыма. Разбитые колонны древнего города в пустыне — интрузии, врезающиеся в рваные клочья песчаной бури. И отступление Наполеона Бонапарта от Москвы — разрозненные колонны войск в сером снегу, спотыкающиеся о стволы брошенных пушек.

Возможно, это всего лишь совпадение — или, как верил сам Наполеон, им правила высшая сила? Предположим, в ноябре 1812 года работа Наполеона по переделке Европы была закончена. Ни одна сила на этой Земле не могла устранить эту силу, чья работа завершилась. Тогда наступили морозы, столь жестокие, что уничтожили великую армию.

Человеческое знание — и его заблуждения и провалы. Астроном, в коконе своего тщеславия считающий себя далеким от бренности и тщеты остального человечества, может быть ближе к ним, чем он думает. Он вычисляет, где следует искать неоткрытую планету. Смотрите-ка! — как любят говорить астрономы, — ее видно. Однако относительно весьма разочаровывающих, если не восхитительных частностей см. ниже об открытии планеты Лоуэлла. Говорят, что звезды в триллионах миль от нас, но многое из того, что считается далеким, оказывается гораздо ближе, чем говорили.

Потоп в Джонстауне, и катастрофа в Перу, и негритенок, которого притащили в полицию.

Перепуганные лошади встают на дыбы, отбиваясь от налета лягушек.

Антилопы-прыгуны выкидывают коленца — их до изнеможения защекотали лягушки.

Лавочники в Лондоне разевают рты на лягушек, свалившихся им на подоконники.

Мы двинемся к пониманию бытия, оттолкнувшись от этих лягушек

Мудрецы испытали другие пути. Они старались осмыслить наше существование, хватаясь за его звезды, или искусства, или экономику. Но в основополагающем единстве всего сущего безразлично, с чего начинать: со звезд, с законов спроса и предложения, или с лягушек, или с Наполеона Бонапарта. Измеряя окружность, начинайте с любой точки.

Я собрал 294 сообщения о падениях живых существ.

Неужели?

Ну, за изготовителей фальшивок я не отвечаю.

Согласно твердому убеждению большинства, дождей из живых существ не бывает. Но некоторые из нас обучены хотя бы азбуке сюрпризов, поджидающих «абсолютную уверенность», и мысль вызывает у них подозрение уже одним тем, что она устоялась.

Историю о лошадях, вставших на дыбы под дождем из лягушек, я получил от мистера Джорджа С. Стокера из Лавлока в Неваде. Мистер Джон Рейд из Лавлока, известный мне как автор работ по геологии, ручается за мистера Стокера, а я ручаюсь за мистера Рейда. Я никогда не слыхал, чтобы что-нибудь — будь то догма, заявление, прокламация или торжественная клятва — имело более веское подтверждение.