Введение в языковедение

Реформатский Александр Александрович

Работы К. Вернера (1846–1896) показали, что отклонения и исключения фонетических законов сами обязаны действию иных фонетических законов. Поэтому, как говорил К. Вернер, «должно существовать, так сказать, правило для неправильности, нужно только его открыть».

Кроме того (в работах Бодуэна де Куртенэ, Остгоффа и особенно в трудах Г. Пауля), было показано, что аналогия [ 589 ] – такая же закономерность в развитии языков, как и фонетические законы.

Исключительно тонкие работы по реконструкции архетипов Ф. Ф. Фортунатова и Ф. де Соссюра еще раз показали научную силу сравнительно–исторического метода.

589

См. об аналогии гл. IV, § 48.

Все эти работы опирались на сопоставления различных морфем и форм индоевропейских языков. Особенное внимание уделено было строению индоевропейских корней, которые в эпоху Шлейхера в соответствии с индийской теорией «подъемов»

рассматривали в трех видах: нормальном, например vid, в первой ступени подъема – (guna) ved и во второй ступени подъема (vrddhi) vayd, как систему усложнения простого первичного корня. В свете новых открытий в области вокализма и консонантизма индоевропейских языков, имеющихся соответствий и расхождений в звуковом оформлении тех же корней в разных группах индоевропейских языков и в отдельных языках, а также с учетом условий ударения и могущих быть звуковых изменений вопрос об индоевропейских корнях был поставлен иначе: первичным брали наиболее полный вид корня, состоявший из согласных и дифтонгического сочетания (слоговая гласная плюс i,и, n, т, r, l); благодаря редукции (что связано с акцентологией) могли возникать и ослабленные варианты корня на 1–й ступени: i, и, n, т, r, lбез гласной, и далее, на 2–й ступени: ноль вместо i, и или и, т, r, l неслоговые. Однако это до конца не разъясняло некоторых явлений, связанных с так называемым «шва индогерманикум», т.е. с неопределенным слабым звуком, который изображали как .

Ф. де Соссюр в своей работе «Memoire sur Ie systeme primitif des voyelles dans les langues indoeuropeennes», 1879 года, исследуя различные соответствия в чередованиях корневых гласных индоевропейских языков, пришел к выводу, что и э могло быть неслоговым элементом дифтонгов, а в случае полной редукции слогового элемента могло становиться слоговым. Но так как такого рода «сонантические коэффициенты» давали в разных индоевропейских языках то e, то ~a, то ~o, следовало предположить, что и сами «шва» имели различный вид: ₁, ₂, _3. Сам Соссюр всех выводов не сделал, но предположил, что «алгебраически» выраженным «сонантическим коэффициентам» А и О соответствовали когда–то недоступные прямо по реконструкции звуковые элементы, «арифметическое» разъяснение которых пока невозможно.

После подтверждения текстами вульгарной латыни романских реконструкций в эпоху Ф. Дица это было второе торжество сравнительно–исторического метода, связанное с прямым предвидением, так как после расшифровки в XX в. хеттских клинописных памятников оказалось, что в исчезнувшем к первому тысячелетию до н. э. хеттском (неситском) языке эти «звуковые элементы» сохранились и они определяются как «ларингальные», обозначаемые h, причем в других индоевропейских языках сочетание he давало е, ho давало б, a eh > е, oh > о/а, откуда имеем чередование долгих гласных в корнях. В науке этот комплекс идей известен как «ларингальная гипотеза». Количество исчезнувших «ларингальных» различные ученые подсчитывают по–разному [ 590 ] .

590

См. подробнее: «Вопросы методики сравнительно–исторического изучения индоевропейских языков», 1956. Прилож. к гл. 3. С. 155 и сл., а также: Иванов В. В. Хеттский язык. М., 1963. С. 87 и cл.

О сравнительно–историческом методе писал Ф. Энгельс в «Анти–Дюринге».

«Но раз г–н Дюринг вычеркивает из своего учебного плана всю современную историческую грамматику, то для обучения языку у него остается только старомодная, препарированная в стиле старой классической филологии, техническая грамматика со всей ее казуистикой и произвольностью, обусловленными отсутствием исторического фундамента. Ненависть к старой филологии приводит его к тому, что самый скверный продукт ее он возводит в ранг «центрального пункта действительно образовательного изучения языков». Ясно, что мы имеем дело с филологом, никогда ничего не слыхавшим об историческом языкознании, которое за последние 60 лет получило такое мощное и плодотворное развитие, – и поэтому–то г–н Дюринг ищет «в высокой степени современные образовательные элементы» изучения языков не у Боппа, Гримма и Дица, а у блаженной памяти Хейзе и Беккера» [ 591 ] .

Несколько ранее в этой же работе Ф. Энгельс указывал: «Материя и форма родного языка» становятся понятными лишь тогда, когда прослеживается его возникновение и постепенное развитие, а это невозможно, если не уделять внимания, во–первых, его собственным отмершим формам и, во–вторых, родственным живым и мертвым языкам» [ 592 ] .

591

Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2–е изд. Т. 20. С. 333–334.

592

Там же. С. 333.

Конечно, эти высказывания не отменяют необходимости в описательных, а не исторических грамматиках, которые нужны прежде всего именно в школе, но ясно, что такие грамматики строить на основе «блаженной памяти Хейзе и Беккера» было бы нельзя, и Энгельс очень точно указал на разрыв «школьной грамматической премудрости» того времени и передовой науки той эпохи, развивавшейся под знаком историзма, неведомого предыдущему поколению.

Для сравнительных языковедов конца XIX–начала XX в. «праязык» постепенно делается не искомым, а лишь техническим средством изучения реально существующих языков, что отчетливо сформулировано у ученика Ф. де Соссюра и младограмматиков – Антуана Мейе (1866–1936).

«Сравнительная грамматика индоевропейских языков находится в том положении, в каком была бы сравнительная грамматика романских языков, если бы не был известен латинский язык: единственная реальность, с которой она имеет дело, это соответствия между засвидетельствованными языками» [ 593 ] ; «два языка называются родственными, когда они оба являются результатом двух различных эволюции одного и того же языка, бывшего в употреблении раньше. Совокупность родственных языков составляет так называемую языковую семью» [ 594 ] , «метод сравнительной грамматики применим не для восстановления индоевропейского языка в том виде, как на нем говорили, а лишь для установления определенной системы соответствий между исторически засвидетельствованными языками» [ 595 ] . «Совокупность этих соответствий составляет то, что называется индоевропейским языком» [ 596 ] .

593

Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков / Русский пер., 1938. С. 73 (разрядка везде принадлежит автору).

594

Там же. С. 50.

595

Там же. С. 73, 79.

596

Там же. С. 81.

В этих рассуждениях А. Мейе, несмотря на их трезвость и разумность, сказались две черты, свойственные позитивизму конца XIX в.: это, во–первых, боязнь более широких и смелых построений, отказ от попыток исследования, идущего в глубь веков (чего не боялся учитель А. Мейе – Ф. де Соссюр, гениально наметивший «ларингальную гипотезу»), и, во–вторых, антиисторизм. Если не признавать реального существования языка–основы как источника существования продолжающих его в дальнейшем родственных языков, то вообще следует отказаться от всей концепции сравнительно–исторического метода; если же признавать, как это говорит Мейе, что «два языка называются родственными, когда они оба являются результатом двух различных эволюции одного и того же языка, бывшего в употреблении раньше», то надо пытаться исследовать этот «ранее бывший в употреблении язык–источник», пользуясь и данными живых языков и диалектов, и показаниями древних письменных памятников и используя все возможности правильных реконструкций, учитывая данные развития народа, носителя этих языковых фактов.

Если нельзя реконструировать язык–основу полностью, то можно добиться реконструкции его грамматического и фонетического строя и в какой–то мере основного фонда его лексики.

Каково же отношение советского языкознания к сравнительно–историческому методу и к генеалогической классификации языков как выводу из сравнительно–исторических исследований языков?

1) Родственная общность языков вытекает из того, что такие языки происходят от одного языка–основы (или группового праязыка) путем его распадения благодаря дроблению коллектива–носителя. Однако это длительный и противоречивый процесс, а не следствие «расщепления ветви надвое» данного языка, как мыслил А. Шлейхер. Тем самым исследование исторического развития данного языка или группы данных языков возможно только на фоне исторической судьбы того населения, которое являлось носителем данного языка или диалекта.

2) Язык–основа не только «совокупность… соответствий» (Мейе), а реальный, исторически существовавший язык, который полностью восстановить нельзя, но основные данные его фонетики, грамматики и лексики (в наименьшей мере) восстановить можно, что блестяще подтвердилось по данным хеттского языка применительно к алгебраической реконструкции Ф. де Соссюра; за совокупностью же соответствий следует сохранить положение реконструктивной модели.

3) Что и как можно и должно сравнивать при сравнительно–историческом изучении языков?