Вверх тормашками в наоборот-2
Шрифт:
На секунду успокоилась: какой сумасшедший проникнет в замок сайны ночью?.. Расстроилась, вышла из себя, не совладала с эмоциями, поэтому неудивительно, что мерещатся всякие ужасы. Надо посидеть у огня, посмотреть на языки пламени и успокоиться. Уснуть и спать. А завтра что-то прояснится.
Пиррия переводит дух и делает шаг к пылающему костру. Шаг, который освещает её и делает уязвимой. Шаг, который делит мир пополам, как острый нож – кусок хлеба.
Мягкое хлопанье крыльев.
Огненные росчерки завиваются в спираль – плотный кокон, сотканный из обжигающих нитей, что окутывают с ног до головы, с головы до ног…
Спутанная по рукам и ногам, Пиррия хрипит и, извиваясь, падает на пол. Вспышка, зигзаг молнии, удушающий хлыст на горле. Благословенная завеса тьмы. Провал. Беспамятство. Глубокий колодец, куда падаешь, падаешь, падаешь, но так и не достигаешь дна…
Глава 2. Сомнения и тревоги
Дара
Если б вы знали, какой он иногда предсказуемый – рыцареподобный Геллан. Вот он смеётся абсолютно искренним смехом, которым наслаждаешься из-за оперного тембра и чистоты, а вот он, отсмеявшись, сводит брови, весь такой господин Озабоченность, готовый переть на плечах огромный мир:
– А ты подумала, что он будет есть?
Это он про мерцателя, круглоухого радужного кролика с фонтанообразным хвостом, что высунул лукавую мордаху из ворота моей рубашки. Я сделала вид, что оскорбилась:
– За кого ты меня принимаешь?! – возмущение удалось на славу. – Во-первых, он сам залез за пазуху. Во-вторых, мерцатели – такие же хитрецы, как и все зеосские животные. Они всегда знают, что делают. Когда мы переселяли их в Долину, ты не задавал подобных вопросов, потому что где мерцатели – там и мимеи. Словно нитка за иголкой тянутся и сразу же приживаются даже на камнях. А в-третьих…
Я выдержала торжественную паузу, а затем заорала во всё горло:
– Мила, покажи своему братцу мой шикарный кустик!
Из повозки высунулось улыбающееся личико Милы, а следом показался горшок с пышными завитушками мимей.
Морщинка меж бровями у Геллана рассосалась, улыбка вернулась на красивые уста. Кажется, мне удалось его немножко пристыдить.
– Прости. – легко сказал он.
Для него ничего не стоит попросить прощения перед букашкой, что уж говорить о девчонках…
– Ты одним «прости» не отделаешься! – мстительно прошипела я. – Такие оскорбления смывают кровью!
– Мало ты моей выпила? – спокойно сказал бездушный чурбан и снова улыбнулся.
Нет, так жить нельзя. Скоро совершенно невозможно будет на него давить и добиваться желаемого.
– Скучный ты тип, Геллан, – вздохнула я, – ну что тебе стоило показать, что ты раскаялся, сожалеешь о своём неверии?..
– Слава лицедеев меня не прельщает, а тебе только волос предложи – тут же голову отрубишь.
Ничёсе перлы выдаёт… На какое-то время я зависла, размышляя, каким он станет, когда с него сойдёт вся чопорная короста… Затем вспомнила, что на самом деле меня волновало сильнее всего:
– А скажи-ка мне, Геллан… Ты Леррана обвёл вокруг пальца, да?
Я даже в седле подпрыгнула, отчего лиловая лошадка всхрапнула и покосилась на меня испуганным глазом.
Геллан откинул волосы со лба, открывая изуродованную часть лица. Вот чёрт. Я до сих пор так и не научилась смотреть на это месиво из бугров и ямок спокойно…
– Я не знаю, что будет, Дара. Есть много причин, по которым ни замок, ни Долина не примут нового хозяина. Но в каждой ситуации есть разные лазейки. Допускаю, Лерран не так прост, если спокойно согласился на властвование, не побеспокоившись о мелочах.
– Да он вообще не прост, этот хлыщ слащавый. Меня это как раз и тревожит – его спокойствие.
– А меня нет, – пожал плечами Геллан, – даже если он без проблем подгребёт завтра под себя замок и Долину, земля и люди найдут как отомстить. Или одна земля.
– Ты не уверен в верности своих медан и мужчин? – мягко спросила я. – На самом деле, они любят тебя, иначе не вышли провожать и не устроили бы свалку вокруг сборов нас в дорогу…
– Горцы – народ гордый. А я не был с ними всю жизнь, чтобы завоевать уважение.
– Иногда ты слеп, как крот. – не сдержалась я. – Ты вырос среди них. И потом, у них было время сравнить тебя с вечно пьяным Милиным папашей, который только то и делал, что издевался над всеми, бил и насиловал.
Геллан шумно втянул в лёгкие воздух..
– И хватит уже винить себя в его кознях. Когда смог, ты его остановил.
– У нас не принято, чтобы девочки говорили о подобных вещах, – чопорно заявил этот болван, и я опешила, соображая: о каких таких вещах? О жестокости?.. Потом до меня дошло.
– Ты про изнасилования? – спросила сухо и деловито, как будто мы о погоде разговаривали.
Он только кивнул.
– Во-первых, я не ваша девочка. У нас эээ… говорят о таких вещах. Во-вторых, перестань строить из себя доморощенного царька. Может, немного поздно вести светские беседы и вдалбливать в меня правила хорошего тона по-зеосски.
– А не помешало бы, – пробормотал этот негодяй, – временами хочется заглянуть тебе в пасть, как пёсоглаву, чтобы убедиться, какого она цвета.