Вверху над миром
Шрифт:
— Сеньор Торны!
Послышался стук тяжелых сапог, приближавшийся из-за растений. Высокий молодой человек в ковбойском наряде остановился и стал бесстрастно смотреть в ее сторону — казалось, целую вечность. «Как громила в вестерне», — подумала она. Индеец не шелохнулся. Вдруг ковбой заговорил тихим, тонким голосом, и от неожиданности она вздернула голову: его английский был безупречен.
— Ищем что-то конкретное или просто гуляем?
— Я услышала шум и спустилась, — сказала она, зная, что это звучит абсурдно, неубедительно. Он по-прежнему ждал, и ей в голову пришла мысль:
— Кажется,
Она тоже подождала.
— Да, — наконец сказал он.
— Я даже не смею на это надеяться, но на самом деле мне нужно съездить в Сан-Фелипе.
— Вы хотите сказать: сегодня вечером, сейчас?
— Именно это я и хочу сказать.
Он шагнул к ней:
— Я бы сделал это, детка, но грузовик принадлежит не мне.
Она помедлила:
— Я просто хотела съездить за врачом.
И он вновь просто взглянул на нее.
Она не знала, как он отреагирует, но решила все равно идти до конца:
— Я заплачу вам сто долларов.
— Ясно, — теперь он уставился в землю.
В конце концов, поднял на нее глаза:
— Вопрос не снимается, но я рискну. Когда вы хотите поехать?
— Прямо сейчас.
— Мне нужно взять ключи. Подождите там, — он развернулся. Стук его сапог о гравий постепенно затих. Она бесцельно бродила по открытому пространству перед бананами, а молодой индеец таращился на нее. Ее так и подмывало вернуться в спальню: Тейлор мог ждать ее там. Но она в это не верила и вернулась бы в дом только с доктором Солерой. Наконец она услышала приближавшиеся шаги ковбоя.
— Готово, — сказал он из-за стены банановых листьев. Они зашагали через двор и пустырь к гаражу, где в лунном свете стоял грузовик. Ковбой влез в кабину, перегнулся и открыл ей дверцу. Твердое сиденье помещалось очень высоко над полом, и двигатель не-вероятно громко затарахтел, как только он его завел. Затем они развернулись и тронулись по подъездной дорожке. Из предосторожности он открыл ворота, еще когда ходил за ключами. Машина проскользнула в них, и ранчо осталось позади.
Он повернулся к ней:
— Тепло оделась, детка? Там наверху холодновато.
Даже если бы улицы Сан-Фелипе утопали в снегу, она и не подумала бы вернуться за пальто. Она смотрела сквозь ветровое стекло на звездное небо.
— Почему вы называете меня деткой? — спросила она. Он вздрогнул:
— Почему называю деткой? Просто я так выражаюсь — и все. А вам что, не нравится?
— Мне все равно, — сказала она задумчиво.
Он ничего не ответил. Грузовик грохотал по шоссе, пересекая сухие речные русла, мчась сквозь пустыню и кустарниковые заросли. У перевала меж двух холмов ковбой остановился и выпрыгнул, хлопнув дверцей. Как только ей удалось открыть свою, она тоже слезла. Он стоял на холоде сзади грузовика, глядя вниз на долину, которую они только что оставили позади. Заметив ее, он повернулся и начал стучать ногой по шинам.
— У меня паранойя насчет проколов, — сказал он. Далеко в долине она увидела фары машины, двигавшейся в их сторону.
— Поехали? — он сел в кабину, захлопнул дверцы и тронулся. Когда приблизились к первым кантинам на городских окраинах, он мельком глянул на нее: — Вам врач нужен? Значит, Солера.
— Да, — в нетерпении сказала она.
— Но с этой фиестой я даже не знаю. Придется идти пешком, — он сбавил скорость. В окно, перекрывая грохот мотора, доносился непрерывный треск шутих, и она расслышала два-три оркестра, игравших одновременно.
Он остановился под какими-то тамариндами близ пустынной рыночной площади. У деревьев и перед темными ларьками лежали мужчины. Они оба вылезли из кабины, и он запер дверцы.
— Пошли, — сказал он.
— Вы знаете, где он живет?
— Конечно, знаю. Впрочем, сегодня это неважно. Пока переходили площадь, грохот маримб, корнетов, фейерверков и пронзительные крики приближались: толпа стояла впереди — в конце улицы. То и дело в воздухе почти горизонтально проносились сигнальные ракеты, взрываясь прямо у них над головами.
Дэй не привыкла к таким зрелищам: несколько тысяч мужчин и женщин в масках что-то кричали друг другу в лицо. Ясно, что фейерверки были опасны: несколько ракет угодили прямо в гущу народа. Дэй постаралась чуть-чуть замедлить шаг, но продолжала идти, пока они не очутились на запруженной людьми плазе, под огнями и вымпелами, со всех сторон окруженные толпой. Они начали с боем прокладывать себе дорогу, пересекая площадь.
— Неужели нам нужно было выбираться на самую середину? — прокричала она. Он, похоже, не слышал ее и лишь подталкивал вперед. Она чувствовала, как со всех сторон напирают извивающиеся тела, видела блестящие разукрашенные маски: черепа, обезьяны, демоны, — и вдруг ее осенило, какова в действительности цель фиесты. Она устраивалась вовсе не во славу Господа или святого, в честь которого была названа. Наоборот, это ночь коллективного страха, когда все сговаривались совместно бояться. Каждый человек выходил, чтобы напугать ближнего своего, и голоса становились резче из-за взаимных опасений. К тому же, никто не знал, куда изрыгнут свое пламя сигнальные ракеты и римские свечи.
Вначале давка одурманила ее, затем показалась тягостной и неприятной. Дэй была уверена, что лица под масками недружелюбны.
В центре плазы стоял киоск, обклеенный плакатами. «REVINDICACI'ON, REDENCI'ON, REVOLUCI'ON», [44] провозглашали они. Ее оттеснили на пятачок у стены киоска, где можно было на время укрыться от надвигающейся толпы.
— Я вроде как надеюсь, что мы найдем его здесь, — сказал он ей. — Влиятельные граждане обычно сидят вместе с оркестром.
44
Месть. Освобождение. Революция (исп.).
— Он и правда очень плохой врач?
— Не могу сказать.
Они постояли немного, просто наблюдая: всеобщий гвалт не способствовал разговору. Но, взглянув в очередной раз, она не увидела ковбоя, и сердце у нее замерло. Потом она стала в отчаянии рассматривать всех высоких мужчин, стоявших поблизости, размышляя: «Он не мог просто так уйти без своей сотни долларов». Убедившись, что рядом его нет, она повесила голову. Вдруг она поняла, что он выдал ее Гроуву, и неудержимо бросилась в толпу: «Я доберусь до доктора Солеры сама». Стиснув зубы, она изо всех сил продвигалась вперед.