Шрифт:
Меня первым перебросили в будущее, до моего компаньона. Во время путешествия во времени я не испытывал никаких неприятных ощущений, за исключением закладывания ушей, что я позже приписал перемене давления. В двадцать первом столетии мой мозг просканировали в целях точного воссоздания обстановки дома номер 221-Б по Бейкер-стрит. Были воспроизведены все детали, о которых я в сознательном состоянии едва бы вспомнил и которые едва бы смог описать, — обои на стенах, медвежья шкура перед камином, плетеный стул и кресло, ведерко для угля, даже вид из окна — все было верным, вплоть до мельчайших деталей.
В будущем меня встретил человек, назвавшийся Майкрофтом Холмсом. Однако он сказал, что не состоит в родственных связях с моим компаньоном и это всего лишь совпадение, хотя и повлиявшее на выбор его основного занятия — изучение методов моего партнера. Я спросил, нет ли у него брата по имени Шерлок, на что он дал не совсем понятный ответ: «Мои родители не были настолько жестоки».
В любом случае этот Майкрофт Холмс — невысокий человек с рыжеватой шевелюрой, непохожий на дородного и темноволосого мужчину, которого я знал еще двести лет назад, хотел воссоздать все детали, перед тем как переносить в будущее Холмса. Гения отделяет от безумия всего лишь шаг, сказал он, и хотя я воспринял свое появление в будущем довольно спокойно, мой товарищ мог испытать потрясение.
Когда Майкрофт решился на переброску Холмса во времени, он проделал это с величайшей осторожностью и именно в тот момент, когда тот шагнул через входную дверь с настоящей Бейкер-стрит в копию нашего дома здесь. Я слышал доносящийся снизу голос друга, приветствовавшего в своей обычной манере подобие миссис Хадсон. Благодаря длинным ногам он в момент преодолел это расстояние и оказался в нашей гостиной.
Я ожидал горячих приветствий, состоящих в основном из криков «Мой дорогой Уотсон», и даже крепкого рукопожатия или иного выражения дружбы. Но ничего подобного не последовало. На этот раз наша встреча не походила на ту, когда Холмс, которого я считал погибшим в Рейхенбахском водопаде, вернулся после трехлетнего отсутствия. Нет, мой друг, описывать подвиги которого я долгие годы считал честью для себя, не ведал, как долго мы не видели друг друга, и наградой за мое ожидание были всего лишь рассеянный взгляд и легкий кивок. Он уселся в кресло и взял вечернюю газету, но через несколько мгновений швырнул ее на пол.
— Досадный промах, Уотсон! Я уже читал этот выпуск. Разве у нас нет сегодняшней газеты?
После этого мне не оставалось ничего другого, как принять необычную для себя роль, которую мне продиктовал странный поворот судьбы. Наши традиционные отношения изменились «до наоборот», и теперь я должен был объяснить истину Холмсу.
— Холмс, дорогой мой друг, боюсь, газет уже больше не печатают.
Лицо его вытянулось, он сердито нахмурился, сверкнув светлыми серыми глазами.
— Мне казалось, что любой человек, проведший столько времени в Афганистане, как вы, Уотсон, должен быть невосприимчивым к сильной жаре. Я признаю, что сегодня необычайно жарко, но ваше сознание не могло прореагировать на жару так быстро и таким странным образом.
— Все совсем не так, уверяю вас, Холмс, — сказал я. — Я говорю правду, хотя моя реакция была точно такой же, когда я узнал об этом в первый раз. За последние семьдесят пять лет не издавалось ни одной газеты.
— Семьдесят пять лет? Уотсон, на этом экземпляре «Таймс» указано вчерашнее число — четырнадцатое августа тысяча восемьсот девяносто девятого года.
— Боюсь, что это не так, Холмс. Сегодня пятое июля две тысячи девяносто шестого года нашей эры.
— Две тысячи…
— Это звучит абсурдно, я понимаю…
— Но это и есть абсурд, Уотсон. Я постоянно называю вас «старина» по дружбе, но на самом деле вам никак не дашь двести пятьдесят лет.
— Возможно, я не тот, кто мог бы объяснить это яснее, — сказал я.
— Нет, — донесся голос из дверей. — Позвольте мне.
Холмс поднялся на ноги.
— А кто вы такой?
— Меня зовут Майкрофт Холмс.
— Самозванец! — заявил мой друг.
— Уверяю вас, что нет, — возразил Майкрофт. — Я не ваш брат и не завсегдатай клуба «Диоген», но имя у меня точно такое же. Я ученый, и это я с помощью новейших изобретений переправил вас из вашего прошлого в мое настоящее.
В первый раз за все время нашего знакомства я увидел выражение изумления на лице своего друга.
— Это правда, — сказал я ему.
— Но почему? — спросил Холмс, разводя длинными руками. — Предположим, что эта фантазия истинна — чему я не верю ни на грош, — тогда зачем вам похищать меня и моего друга, доктора Уотсона?
— Потому что игра, как вы любили выражаться, продолжается.
— Убийство, не так ли? — спросил я, радуясь, что наконец-то прояснится причина, по которой нас перенесли в будущее.
— Не просто убийство, — сказал Майкрофт. — Гораздо сложнее. На самом деле это величайшая загадка, стоящая перед родом человеческим. Пропало не одно тело, а триллионы. Триллионы.
— Уотсон, — сказал Холмс, — вы наверняка распознаете признаки безумия в этом человеке. У вас нет ничего с собой, что могло бы помочь несчастному? Все население Земли не насчитывает и двух миллиардов.
— В ваши времена — да, — сказал Майкрофт. — Сегодня — около восьми миллиардов. Но я еще раз повторю, что отсутствуют триллионы.
— Ах наконец-то я понял, — сказал Холмс, подмигнув мне, будучи уверенным, что разум опять одержал вверх. — Я читал в «Иллюстрированных лондонских новостях» про динозавров, как их назвал профессор Оуэн, об огромных созданиях из прошлого, ныне полностью вымерших. Вы хотите, чтобы я расследовал их гибель.
Майкрофт покачал головой.
— Вы, должно быть, читали монографию профессора Мориарти под названием «Динамика астероида», — сказал он.
— Я стараюсь не загружать свою голову лишними знаниями, — ответил Холмс резко.
Майкрофт пожал плечами.
— Ну так вот, в этой работе Мориарти довольно точно описал причину гибели динозавров: из-за столкновения астероида с Землей в воздух поднялось много пыли, которая заслоняла солнце в течение многих месяцев. Приблизительно через столетие после публикации его монографии в геологических слоях были найдены основательные доказательства его теории. Нет, эта загадка уже давным-давно решена. Я говорю о более грандиозной.