Вяленый пидор
Шрифт:
Оставшись один, Чалый вздохнул и тоскливо посмотрел на потолок. Паук все сидел под абажуром, и хотя кочегар не видел его лица, он хорошо чувствовал, что паук ухмыляется паскудной, язвительной ухмылкой, подобрав под себя лапы и скрестив их от злобного удовольствия. Внезапно паук подмигнул кочегару из-под абажура обоими глазами, и ухватив себя лапами за горло, выкатил глаза из орбит и глумливо захрипел, изображая
– Ах ты сука ебаная! – немедленно обозлился Чалый, досмерти огорченный потерей друга, – Думаешь, я забоюсь? Сейчас со мной вместе и подохнешь, падла!
Кочегар неторопливо задрал свитер, вынул из мятых брюк кусок крепкого провода, который он использовал вместо ремня, и забравшись на стремянку, примотал этот провод одним концом к крюку, на котором висел абажур с пауком, а на другом конце вывязал петлю. Затем, растянул петлю и, осторожно надев ее на шею, проверил, достанут ли ноги до полу. Ноги не доставали, и дело осталось за малым – отшвырнуть ногой стремянку. Паук наблюдал за манипуляциями Чалого уже серьезно, безо всякого глумления, и даже, пожалуй, уважительно. Он, не мигая, смотрел прямо в лицо, чтобы не пропустить той последней гримасы решимости и безвозвратности, вслед за которой отлетит в сторону лестница. Но гримасы не последовало. Кочегар хитро ухмыльнулся и пробормотал, покачивая лестницу, чтобы понять, как ее ловчее откинуть в сторону:
– Вот сейчас – хуяк! И опять у нас будет с тобой одна дорога. Все как положено. Чалый друзей сроду не оставлял.
– Эх распиздяй ты, распиздяй! – неожиданно раздался голос в голове, – Чалый встрепенулся, – Хорошо я еще далеко уйти не успел! Ну кому ты чего доказать хочешь? Чего тебе не живется?
– Чего-о-о-чего-о-о!.. Ебут в чего! Большая дырка! Уйди на хуй, не мешай! Вот сейчас завешусь и буду, где ты – то-то я тебе там пиздюлей навтыкаю – за весь сегодняшний вечер!
– Погодь вешаться-то, мудила! Согласен я, если ты не передумал.
– Неужто остаешься? – не поверил Чалый.
– А хули с тобой сделаешь, если ты в петлю сразу влезть норовишь. Придется остаться. Только учти: характер у меня сам знаешь какой – не сахар. Ты думаешь, я тебе за прописку спасибо буду говорить? Я тебя, Чалушка, ебать буду, пока ты человеком не станешь!
– Тоже бля, напугал ежа голой сракой! Да еби, хоть сто порций! – и Чалый блаженно осклабился, – Лучше теплый хуй в жопу, чем холодную каплю за шиворот!
– Что верно, то верно, – размеренно ответил Вяленый и стал деловито обходить углы, раздумывая, где ему лучше прилечь, чтобы как можно меньше стеснить хозяина.
Внезапно Чалый вспомнил про паука. Он вынул из кошелки бутылку водки, поставил ее на тумбочку, застеленую несвежими газетами, протер пальцами мутный стакан и налил до краев.
– Это последняя, – неожиданно твердо произнес кочегар. С завтрашнего дня – ни капли. Я сказал.
Чалый раскрыл грязный бесформенный портфель, завозился в нем, перерывая какие-то бумажки, вынул помятый испачканный паспорт и перепрятал его обратно в портфель, так чтобы легче было найти.
– Паспорт-то зачем? – удивился изнутри Вяленый.
– В библиотеку завтра запишусь. Шекспира читать буду. И Гете. И Данте Алигьери. Хули ты думал – ты один такой умный? Я тоже хочу.
– Ну спасибо, уважил старика! Тогда уж будь добр, и Сервантеса для меня возьми да почитай. Я с ним разругался тогда. Нехорошо как-то вышло. Может, я чего не понял… Ладно, завтра поговорим. А сейчас ебни свой стаканчик и спать ложись – и я тоже посплю.
Чалый сделал значительную мину на лице и хотел изобразить нечто театральное – шутка ли дело, последний в жизни стакан! И вдруг он подумал, что как водка налита в этом стакане, так и жизнь наливают человеку один раз. Стакан был наполнен до краев, и это был добрый знак. Кочегар не спеша, глоток за глотком опорожнил стакан и осторожно поставил его на тумбочку, а затем посмотрел на потолок. Паука под абажуром не было – он исчез без следа.
Через пять минут кочегар громко храпел в углу, неловко прижав отечное лицо к измятому портфелю. Ему снилась бескрайняя равнина, освещенная теплым ласковым солнцем. По ней идут мужчина и юноша. Они не говорят друг с другом, но они знают, что они – братья. Спящий человек не помнил, кто он и где он, и что с ним только что произошло, да это и не важно было помнить, потому что он знал главное. Он знал, что когда нибудь он и сам так же пойдет со своим другом по этой бесконечной солнечной равнине, и верил в это без тени сомнения…
Да воздастся каждому по вере его!