Выбирая будущее
Шрифт:
И долго ты встречался с этой Верой? – спросил, позёвывая, Юра.
Четыре года. Одиннадцать лет я с ней учился. Она просто преследовала меня. Когда по утрам я делал зарядку на школьном дворе, она выглядывала из-за забора, их частный дом соседствовал с площадкой, и затевала разговор. Приходилось переносить занятия на футбольное поле у озера. Туда она прибегала в спортивной форме, заявляя, что тоже решила начать бегать.
Не ставил ей ультиматум?
Ставил. В десятом классе. Она мне отказала. На выпускном опять было сближение. Родители повезли нас поступать в мединститут вместе. Я поступил с первого раза, она – нет.
Что ты заладил про эту Верку?
Я вчера её встретил. Она всё-таки поступила в мед.
Тебе одному ненавидеть врачей. Не ценишь, что досталось легко. Для кого-то это мечта. Я и сам большего не вижу.
Наш однокурсник.
Негр. Суданец.
Во-первых, он чернокожий араб. Высокий худой изящный. Мусульманин и коммунист в одном флаконе. В твоих словах, Сашок, тлеет расизм.
Но почему меня променять на негра. Я и негр – всё равно.
Ты не занимался девушкой шесть лет, путался с капитанской дочкой, и ещё твой член знает с кем, а теперь в претензии. Ты что смерти её ждал? Наклонности девушки носили неопределённый характер. Поток источника выбирал русло. Верно Кемель, с которым Вера познакомилась волей случая, оказался внимательнее, чутче тебя. Как старший товарищ, он подготовил девушку к институту. Подсказал. Вот она и поступила. Он сделал то, чего не захотел или не смог сделать ты.
4
Я и негр. Ей всё равно? Ни один белый уже на её прыщи не соблазнялся?
Не ты и негр, а негр и ничто. Потому что ты хотя и нехотя положил глаз на Веру, но ничего для ее завоевания не сделал. Не взяв сам, ты не предназначал её никому. А теперь расстроен, что она досталась другому человеку, с благородным цветом кожи, умному, и наверняка – состоятельному.
Из Южного Судана.
Пусть из северного Никарагуа. Не удивлюсь, если Веру и Кэмала связывает любовь.
Что же такое, по – твоему, любовь?
Любовь – это предпочтение.
Ребята, водка ещё осталась или вылакали без нас? – хором прокричали возвращавшиеся из кустов по исправлении малой нужды наши Наташки.
А это похоть,- усмехнулся в щетку пшеничных усов Юрка. Не дожидаясь девчонок, он залпом выпил стопку и полез в палатку.
Старшая Наташка симпатизировала мне. Ей исполнилось восемнадцать. Она стояла за прилавком хлебного отдела булочной, где мы с ней и познакомились. Ясноглазая, пышногрудая, с русыми волосами до попы, она встретила совершеннолетие алкоголичкой. Мать её спилась. Отца она не знала. Наташка жила с матерью и семьей брата. Месяц назад Наташка пригласила меня на день рождения. Я явился с букетом из восемнадцати роз, чем произвел фурор. В подъезде Наташка встретила меня с восемью курящими подругами-продавщицами. За столом сидела толстая колода-мать, загодя пьяная в рухлядь. Пойдя помыть руки, я увидел на трубе полотенце сушилки промытые использованные презервативы, подготавливаемые семьей брата к вторичному применению. Для Наташки я скакал принцем. У меня не иссякала водка, что свидетельствовало о достатке. До меня парни с ней не водились без поставленной бутылки. А зря. Полноватая тороватость её вызывала у меня неизбежный стояк. Я вонзал в неё пику как в нераздолбанный диван. Без регистрации Наташка хотела от меня девчонку. Алкоголизм в их семье передавался по женской линии. Особый психологический интерес представляла Наташкина подруга – Наташка младшая. Миниатюрная, черноголовая, кареглазая. Ей нравились мужчины младше. Она желала заботиться, ухаживать. Такой нашелся. Они познакомились во дворе. Мальчишке стукнуло тринадцать. Наташка-младшая тратила на Микитку зарплату официантки непроходного ресторана. Мальчик любил жвачку, сладости и монотранспорт на батарейках. Не без моего вялого участия, девчонки не остановились, пока водка не кончилась. Наташку-младшую не интересовал “старый” двадцатилетний Юра. Она залезла в палатку и, не раздеваясь, легла с ним, давно спящим, рядом. Выпивая, Юра не любил тянуть. Спешил, пока не вырубится. Наташка-старшая предложила купаться. Мы залезли в ослизлый ил. Желтизна полумесяца окрасила майскую зелень папоротника коричневой акварелью. Я скорее понимал, чем чувствовал, что температура воды градусов восемь.
Далеко не заходи, - негромко сказала Наташка. Я присел. Она обняла меня бёдрами, свободной рукой сдвинув трусы в сторону. Я впился губами в большой слюнявый рот, густо пышущий водочным перегаром. Наташкина сигарета едва не обожгла спину.
2
Адам невиновен и обречен. Куда ему одному устоять против троих?!. Двух мужчин, один из которых брат бога, а другой, змей, просто животное, и предательницы- сестры-жены, любопытство которой привело к катастрофическим последствиям. Простодушный оказался трудягой, но рая людям не вернуть, пусть змей и не обманул, и люди стали как боги.
Я ждал Юру около института. Мы собирались засветиться на факультативе, чтобы улучшить балл на предстоявшем экзамене. Юра подкатил на такси. Выскочил с переднего сидения.
5
Летящей походкой побежал ко мне. Джинсы, кроссовки, цветастая сорочка, серая ветровка. Пожал руку, обнял. Я почувствовал скрытое смущение. Я повернулся, чтобы зайти в институт, но Юра стоял, глядя на такси. На заднем сиденье я увидел острый злой профиль спорящей с
водителем из-за цены поездки женщины. Вот она расплатилась, и на асфальт ступил высокий
каблук лакированной бежевой туфли. Воздушная порхающая тридцатилетняя женщина, похожая на бабочку светлой солнечной туники. Круглая заколка поверх маленькой торчащей груди. Женщина улыбалась, показывая красивые ровные зубы на правильном лице. Зелёные кошачьи глаза. Само очарование. Я подумал, что мне показалось, что минуту назад она злилась. По обыкновению я смотрел в глаза, чтобы не смотреть ниже, выдавая желание. И всё-таки я не видел ни бретелек лифчика, ни его очертания.
Это Мила, - представил Юра и покраснел, что случалось с ним нечасто.
Я попросила Юрку показать ваш институт, - просто чудесно сказала Людмила. Она решительно направилась к главным дверям alma mater. Схватилась за захватанную ручку тяжелых высоченных дверей, потянула на себя. Дверь едва подалась, или Мила не хотела, чтобы она подавалась. Мила обворожительно оглянулась за помощью к Юре. Мы оба рванулись ей помочь. Дверь подалась и, стуча каблуками, Мила вошла в святую святых.
Оба в джинсах, кроссовках, модных сорочках и ветровках, мы с Юрой чувствовали одно. Мы синхронно поворачивались, шаг в шаг шли. Мы часто отвечали хором. Твердь земная разверзалась под нами. Начиная от охранника и гардеробщика, все смотрели на нас. Педагоги здоровались первыми. Игриво усмехнулся декан. В фойе второго этажа, напротив актового зала, ожидая факультатива, собирались показывать учебный фильм по оперативной хирургии, стояла наша и параллельная группа. Мила этого не знала и двигалась мимо, словно людей не замечала. Она с интересом рассматривала колонны, алебастр капители. Стоя подле наших сначала окаменевших, а затем специально игнорирующе громко заговоривших девчонок, Мила поведала, можно ли волютки считать разновидностями лилеек, и почему коринфский стиль колонн прозвали девичьим. Услышав последнее слово, однокурсницы презрительно вызывающе рассмеялись. Смерив их недружественным уничтожающим взглядом, Мила, как ни в чем не бывало, рассказала, обращаясь преимущественно ко мне, что она закончила архитектурный, но работает программистом, возглавляет женский коллектив из тринадцати человек. Ей двадцать восемь, а с Юрой она познакомилась, когда он принес к ним в бюро на починку ноутбук. Краем глаза я смотрел на Милу и не верил, что ей двадцать восемь. Зелёные глаза её приобрели в искусственном свете больших люстр противоестественный бирюзовый оттенок. Стало понятно, что это линзы. Нос, пожалуй, чересчур курнос. Макияж ярок. Главное – мне, Юре, девчонкам курса Мила годилась в старшие сестры. От неё веяло подавляющим ароматом женщины. Взрослая, не учившаяся в институте, а уже его закончившая и уже работающая. Свершившая карьеру, ставшая шефом бюро. Сексом пыхало от юбки летнего умеренных цветочных тонов платья, из выреза меж скромно очерченных небольших грудей.
Двери актового зала открылись. Студентов пригласили войти. Мила изъявила желание посмотреть фильм. Мы нехотя ввели её внутрь, постаравшись занять места позади группы. В этом зале на шестьсот мест мы давали клятву Гиппократа. Здесь впервые нам велели одеть халаты, и весь зал побелел от гордой одежды. Выше панелей по стенам висели портреты Галена, Авиценны, Пирогова. Казалось, они укоризненно смотрели на нас с Юрой. Они видели, они знали, что Юра с Милой спит, а я с ней общаюсь. Я втайне тоже её хочу. Я завидую Юре. Мы ввели в алтарь блудницу. Показывали фильм про какую-то полостную операцию. Мила смотрела фильм спокойно, без брезгливости непосвященной. Одной нашей студентке при виде крови и гноя сделалось плохо, она потеряла сознание. Её вынесли на руках в медпункт. Она мечтала стать хирургом.