Выбираю таран
Шрифт:
— Меня таранил ваш летчик. Если бы это был ты, я своими руками придушил бы тебя.
— Какой самолет вас таранил? — бесстрастно спросил Лавриненков.
— ЛаГГ-3 — показал три пальца пострадавший от тарана ас».
Вскоре Лавриненкова и другого летчика, сбитого под Краматорском, перебросили на самолете еще дальше на запад, в днепродзержинский пересыльный лагерь для авиаторов при штабе 6-го германского воздушного флота. Многие наши летчики попали в плен недавно и, когда Лавриненков называл свою фамилию, жали руку: «Слышали о тебе, читали в «Звездочке»: ты 26 фашистов сбил, герой!» — делились
«Нас роднил дух непокорности, несгибаемости перед ударами судьбы, стремление к свободе», — писал о своих товарищах по несчастью Лавриненков. На допросах фашисты показали, что и они наслышаны о Лавриненкове и его знаменитых однополчанах, расспрашивали, что удивляло плененного, о Шестакове, Амет-Хане, Алелю-хине.
— В чем секрет их мастерства? Какие вы знаете особенности тактики их действий?
— Разделяю ваше восхищение своими товарищами, но ничего добавить к этому не могу, — твердо отвечал Лавриненков.
Он ожидал побоев, пыток, был готов к ним, но выдавать секреты мастерства своих товарищей не мог. Даже ценой жизни. Но его не били. Какие-то другие планы строили враги на его счет.
«Плен — страшное бедствие, — размышлял летчик через много лет. — Оно способно сломить слабых духом. Но я не относил себя к этой категории. В самые тяжкие моменты выпавшего на мою долю испытания у меня было одно-единственное стремление — бежать! Вернуться к своим и продолжать бить фашистских гадов, пока ни одного не останется на нашей священной земле. Ради этого стоит вести игру с врагом…»
Пленные советские летчики уже обдумали план побега из лагеря, когда Лавриненкова повезли дальше на запад вместе с Карюкиным, летчиком сбитого связного самолета, на котором он вез секретные документы, часть из которых успел уничтожить, порвав и проглотив. Они оба были чем-то особенно интересны гитлеровцам, раз их решили отправить в Германию в отдельном купе с двумя охранниками.
После войны, встретив товарищей по днепродзержинскому лагерю, Лавриненков узнал, что побег его товарищам удался. Удался он и Лавриненкову с Карюкиным. В последнюю ночь перед Фастовом, близ Киева, когда задремали охранники, выскочили они на ходу из купе и бежали. Пущенные вслед пули обошли их.
А дальше — по летному правилу: если потерял ориентировку, бери курс 90 градусов на восток и придешь к своим. Курс их движения указывало солнце, оно и привело вначале в приднепровское село, где им поверили и отвели к партизанам. Те поверили, правда, не сразу.
— Вам приходилось стоять на аэродромах 23-го района авиационного базирования? — прищурившись, спросил незнакомый командир в боевом снаряжении.
— Приходилось, — припомнил Лавриненков сталинградские жаркие дни.
— Кого знаете из 23-го РАБа?
— Проценко, Кузнецова, — начал перечислять Лавриненков.
Услышав фамилии, командир заулыбался и обнял оборванных, заросших щетиной летчиков, объяснив:
— Так подготовить шпионов не под силу ни одной разведке мира. Уверяю вас, товарищи, это наши парни.
А парни скоро стали проситься в бой.
С одного из опасных заданий не вернулся Виктор Карюкин. Лавриненкова судьба берегла, и он сберег много других жизней, когда вместе с боевой группой партизан выбил фашистов
Наши войска приближались к Днепру, грохот канонады доносился все ближе и ближе. И однажды партизаны проснулись от рева моторов совсем рядом: между деревьями шел танк Т-34 с красной звездой на башне! Это 3-я гвардейская танковая бригада начинала форсирование Днепра.
На По-2 героя-летчика в причудливом партизанском наряде перебросили во 2-ю воздушную армию. Командующий генерал С. А. Красовский связался с 8-й воздушной армией, в которой до плена служил Лавриненков. Оттуда тотчас прислали самолет и доставили летчика в село, где в обычной беленой хатке встретил его заместитель командующего по политчасти армией генерал А. И. Вихорев.
Приказал хозяйке нагреть воды, дать герою помыться, сменить партизанское одеяние на летную форму и усадил за накрытый стол. Все по русскому обычаю: накорми, напои, потом и расспрашивай. Выслушав рассказ, Вихорев достал из сейфа партийный билет, Золотую Звезду, орден Ленина, три ордена Красного Знамени: «Вот, сохранил. Командарм Хрюкин разрешил хранить твои документы и награды здесь, мы верили — ты вернешься. Прикалывай свои награды и иди…»
Лавриненков признается, что, наслышавшись о репрессиях за плен, был так потрясен, что в эту минуту впервые за два месяца испытаний слезы набежали на его глаза. А думал этот удивительный человек, идя к командарму Тимофею Тимофеевичу Хрюкину, Герою Советского Союза еще за бои с японцами на Халхин-Голе, вот о чем: «Хорошо помнил я слова командарма: «Сокол-17, я не узнаю вас». Как-то он оценит тот мой вылет, «поцелуй» с «рамой»? А пребывание в плену? Ведь всего этого могло не быть… Разве сбить «раму» было для меня сложным, тяжелым делом? Нет, я чувствовал себя виноватым за последствия того боя. Но «рама» все-таки сгорела на земле, задание я выполнил, хоть и дорого поплатился потом. Из плена вырвался сам. Разве это не оправдывает меня перед любимыми командирами, которые доверяли мне и уважали меня?»
Но командарм встретил его улыбкой и крепко пожал руку. После разговора отвез к командующему фронтом генералу армии Ф. И. Толбухину. Тот, оторвавшись от карты, стал расспрашивать о партизанских действиях, поил чаем. И вдруг обратился к генералу Хрюкину: «Где он будет продолжать службу?»
Не дожидаясь ответа командующего, нарушая субординацию, Лавриненков вмешался: «Хочу летать в своем полку, товарищ генерал!»
«Почему ты без погон? — заулыбался Толбухин. — Принести погоны гвардии капитану!»
И тут же подписал приказ о присвоении Лавриненко-ву нового офицерского звания, а генерал Хрюкин на следующий день издал приказ о назначении Лавриненкова командиром эскадрильи.
…Этот рассказ летчика разбивает миф о страшных карах, которым подвергались все подряд военнопленные за «измену Родине». И случай с Лавриненковым не единственный.
«В штабе дивизии мне рассказали о славных боевых делах однополчан, назвав все знакомые фамилии, — повествует далее герой. — Я узнал, что наш полк не понес больших потерь и очень обрадовался. Это означало, что все мои друзья живы, все летают и прославили себя».