Выбор ее сердца
Шрифт:
Это ей совсем не понравилось.
Мужчина наморщил лоб:
– Я правда не уверен.
– Давайте попробуем проследить ваши недавние маршруты, – вмешался Маршалл. Перевернув листовку чистой стороной вверх, он протянул ее мужчине вместе с ручкой. – Можно начать отсюда.
Мужчина еще сильнее нахмурился:
– У меня две дюжины маршрутов. Это займет много времени.
Чувствуя, что вот-вот потеряет единственную зацепку, Эва бросилась в автобус и трясущимися руками вынула из бардачка карты. На одной она отмечала посещенные ею регионы, чтобы ничего не пропустить, вторая, точно такая же, была новой. Ее она всучила мужчине.
– Хотя бы обозначьте направления. Остальное я сделаю сама.
Лицо мужчины прояснилось.
– Можно мне взять ее с собой?
Маршалл сильнее сжал плечо Эвы не потому, что она рисковала лишиться карты стоимостью в четыре доллара, а потому, что могла потерять единственную ниточку, связывающую с Трэвисом.
– А здесь вы не можете нарисовать?
– Конечно, берите, – перебил он. – Мы будем благодарны за любую помощь.
Мужчина смотрел то на Эву, то на Маршалла.
– Надеюсь, в более спокойной обстановке у меня получится лучше.
Эва пошла вслед за мужчиной, но крепкая рука схватила ее за запястье.
– Мне следует сопровождать его.
– Нет. Позволь ему сделать это в тишине и уединении. Своим присутствием ты мешаешь сосредоточиться.
Своим присутствием! Будто она присматривает за подростками на первом свидании.
– Я просто хочу…
– Я отлично понимаю, чего ты хочешь и как себя сейчас чувствуешь. Ты ничего не добьешься, если станешь давить на парня. Оставь его в покое. Он вернется.
– Он первый человек, который видел Трэвиса.
– Возможно, видел Трэвиса, – поправил он. – Будешь наседать, он решит, что вообще ничего не видел. Позволь ему сосредоточиться, Эва.
Она проследила глазами за мужчиной, который заворачивал в паб, снова посмотрела на Маршалла.
– Позволь ему сосредоточиться.
В глубине души она признавала его правоту, однако бездействие угнетало.
– Легко тебе говорить.
Он глубоко вздохнул:
– Мне нелегко видеть, как ты страдаешь.
– Пострадал бы сам, – пробормотала она и резко отвернулась. Маршалл задержал ее:
– Я и страдаю. Через тебя. Каждый день.
– Нет, попытайся влезть в мою шкуру.
– Дело же не в том, с какой стороны смотреть.
– И это говорит человек, который изгоняет людей из своей жизни!
На мгновение она решила, что он промолчит, но он человек, а не святой.
– И что это значит?
– Сам отлично понимаешь.
– Эва, я понимаю, как это разочаровывает.
– Неужели, Маршалл? Ты путешествуешь со мной всего десять дней. А теперь помножь на двадцать пять и скажи, как я себя должна чувствовать, когда единственная надежда сворачивает в ближайший бар.
Маршалл поджал губы и несколько раз глубоко вздохнул:
– Ты просто ищешь выход своему гневу, и я подвернулся тебе под руку.
Избавь меня от психоанализа!
– К тебе это вообще не относится. Это касается только меня и Трэвиса.
Она снова посмотрела в сторону паба и крепко сцепила руки.
Теплые пальцы взяли ее за подбородок и заставили поднять голову.
– Ты всегда думаешь только о Трэвисе. Всегда, – с болью произнес он.
Ей не понравилось осуждение в его взгляде.
– Ну, извини, что занимаюсь делом.
Слова прозвучали ужасно грубо особенно потому, что в глубине души она понимала, он не заслуживает подобного обращения. Но неужели он не понимает значимости момента? Его уникальности? Девять месяцев она бродила, как в тумане, без всяких подсказок, и вдруг появляется человек, который, похоже, что-то знает. И этого человека она едва не упустила, отвлекшись на Маршалла.
Она села.
Всю неделю она расклеивала листовки, выставляла щит с плакатами, отвечала на вопросы об изображенных на нем людях, но при этом не проявляла активности. Не пыталась силой всучить кому-нибудь листовки. Произвести впечатление.
Все время сидела и смотрела на Маршалла, а когда его не было рядом, думала о нем. Согласилась с его безнадежной фантазией.
И подвела Трэвиса. Снова.
А теперь едва не упустила единственную зацепку.
Маршалл тоже сел и некоторое время молча смотрел на нее, потом заговорил, тщательно подбирая слова:
– Мне кажется, пришло время остановиться, Эва.
Она и остановилась. Сидела не двигаясь и почти не дыша и просто смотрела.
– Пора вернуться домой. Это путешествие не идет тебе на пользу.
Когда она заговорила, в голосе звучала ледяная холодность:
– Думаешь, лучше сидеть дома и гадать, жив Трэвис или мертв, заботится ли кто-нибудь о нем?
– Целый год прошел.
– Знаю. Я прожила каждый день этого года, и теперь моя миссия близка к завершению.
– Ничего подобного. Ты не была еще в трети страны.
– Где проживает всего десять процентов населения.
– Может, ты и вовсе с ним где-то разминулась. – «А может, его и в живых уже давно нет», – мысленно добавил он, но не осмелился произнести вслух.
– Ты же говорил, что мои действия оправданны!
– И имел свои слова в виду. Я тебя понимаю.
– И?
– Мне ненавистно наблюдать, какое разрушительное действие оказывают на тебя эти поиски.
– Тогда уходи. Никто тебя не держит.
– Все не так просто.
Эва перебила его, не дав договорить:
– Может, тебе не нравится, что я ставлю его превыше тебя? Может, твое мужское самолюбие не в состоянии смириться с ролью второй скрипки?
В глазах Маршалла отразилась боль, и они разом потухли.