Выбор Евы
Шрифт:
За преступления, в зависимости от тяжести, наказывали. Самое страшное наказание – изгнание. Но оно уже несколько Сезонов не применялось, так как людей стало слишком мало, и выгонять кого-то – непростительная роскошь. К тому же те, кого выгнали, доставляли проблемы. Они не умирали от холода и голода, как предполагалось; их не задирали звери. Они жили, да ещё и размножались. В селении предполагали, что не всех людей, которые не вернулись, убили звери. Некоторые попались в руки изгнанников. От холода, по всей вероятности, те прятались в городских небоскрёбах. И лишь благодаря изменениям
Каждый родитель с детства твердил, что город вокруг опасен. Рассказывали страшилки о зверях, которые там поджидали и про лабиринты в этих зданиях. Судьи в один голос утверждали, что если пробыть какое-то время в любом из городских строений, то начнётся необратимый процесс помутнения рассудка. У человека начнёт расти шерсть, зубы удлинятся, а на пальцах вместо ногтей появятся когти. Такой человек достаточно быстро превратится из разумного существа в слабоумное и опасное чудовище.
Он станет зверем.
Ди ещё раз крутнулся вокруг оси, а потом вскочил и, что есть духу, побежал в сторону гор.
XI
– Так! – постучал по столу Дидли. – Не скандалим!
– Тут попробуй… – буркнул Илнос, глава семьи бойцов. Его седая шевелюра встала торчком от душившей злобы. Единственный глаз, левый, покраснел от прилива крови.
– Приступим, – заколотил по столу Дидли. Подсвечник с новенькой свечой, стоявший рядом с ним, подпрыгнул от последнего удара.
Совет заседал в доме судей, в специально выделенной для этого части. В центре круглого стола, в деревянном канделябре, потрескивало три свечи. Возле судьи всегда стоял ещё один подсвечник. «Для игр» – как он сам его характеризовал. Вокруг стола, на табуретах, сидели главы тринадцати семей – двенадцать мужчин и одна женщина. Дидли, как главный судья, являлся председателем Совета. Но, по сути, он был главою поселения. В самом тёмном углу находился люк под землю, куда простым смертным вход был воспрещён.
Совет всегда проходил при минимальной обстановке, чтоб главы семей не отвлекались. Так завели первые поселенцы, а последующие поколения не решались нарушить.
– На повестке дня у нас следующие вопросы, – главный судья, великолепно сохранившийся старик, провёл рукой над стоявшей рядом свечой. – Первое: оценка последствий нападения. Второе: подготовка к Периоду Бурь. Третье: решение вопроса о наказании Вивиты. – Дидли задержал ладонь над свечой и обвёл всех взглядом. – Приступим?
Главы семей понурили головы. Каждый слишком погрузился в собственные проблемы, чтоб решать чужие.
– Приступим, – ответил Илнос.
– Тогда у кого какие потери? – главный судья убрал руку от огня, потёр пальцами обожжённое место.
– Пятнадцать, – первым ответил глава семьи бойцов. – Тринадцать мужчин и две женщины.
– Не слабо! – присвистнул Пиот, глава гончаров, за глаза называемый «кругляшок». – У меня лишь три бабы.
– Ну, – с нарочитой скромностью произнёс Илнос. – Нас же с детства учат умирать!
– Никого, – скрестил руки на груди Диртктстиблиаст, глава семьи электриков и, вероятно, единственный взрослый человек, кто не употреблял пойло вообще.
– Повезло! – хмыкнул глава ремонтников Ду-Ду
Про него поговаривали, что пьяные родители, придумывая отпрыску имя, ничего членораздельного произнести не смогли. Про Диртктстиблиаста по этому поводу и вовсе молчали. Чем занимались родители, чтоб придумать такое имя осталось загадкой.
– Да кому охота жрать гнилое мясо?! – скривился Илнос.
– Я тебе голову снесу за такие слова! – побагровел Диртктстиблиаст.
– Ты?! Мне?! – усмехнулся глава семьи бойцов. – Пойди сопли вытри, прежде чем такое заявлять!
– Тишина! – хлопнул ладонью по столу Дидли. Подсвечник с начавшей оплывать свечой вновь подпрыгнул, в этот раз заметно выше. Ссора между главами семьи бойцов и семьёй электриков была настолько стара, что уже никто не знал из-за чего она. В том числе не помнили Диртктстиблиаст с Илносом. – Чуну толкните!
Единственная женщина в Совете – Чуна, глава семьи охотников. Её мужа растерзал медведь, раненного сына загрызли песцы, другого сына птица унесла в своё гнездо, трёх дочерей в разное время утащили звери, четвёртого сына огромная рыба уволокла под воду, пятого раздавил морж. Были у неё и ещё сыновья и дочери, но все по тем или иным причинам погибли. Из ближних родственников не осталось никого. Неизвестно, почему члены семьи сделали её главою, легенд в поселении об этом ходило немало. Вряд ли она имела фактическую власть внутри семьи. На заседаниях Совета Чуна не редко засыпала. То ли из-за монотонности, то ли из-за возраста. Она была настолько стара, что помнила времена, когда звери были разрозненны, времена, когда ими не управлял Вожак. В жизни Совета и всего поселения она принимала минимальное участие.
Чуна от толчка чуть не грохнулась. Встрепенулась, обвела людей затуманенным взглядом.
– Скольких потеряли? – поинтересовался Дидли, вновь остановив руку над свечой.
– Ни… кого, – широко зевнула Чуна. Глаза сомкнулись, рот раскрылся, а из глотки донёсся храп.
– Да их же в поселении и не бывает, – вставил Илнос. – Как их могли убить?!
Отчасти это было правдой. Семья охотников слишком много времени проводила в выслеживании животных и ловле рыбы. Мужчины ходили на охоту, а старики с детьми и женщинами на рыбалку к океану. И в двух домах этой семьи обычно оставалась лишь Чуна, да несколько женщин, присматривавших за малыми детьми.
У остальных потерь либо не было совсем, либо они были минимальны. Звери предпочитали угонять для еды самых мясистых и жирных – женщин, но не брезговали мужчинами и детьми.
– Выходит, – подвёл итог Дидли. – Тридцать три человека. Не мало… Но бывало и хуже.
– Что там ещё надо решать? – хмуро поинтересовался Дон, глава литейщиков. У него пропали две дочери.
– Подготовка к Периоду Бурь, который, как всем известно, не за горами, – ответил судья и отдёрнул руку от пламени свечи. Настроение у него, после подсчёта результатов, испортилось. Тридцать три человека – страшная цифра. А если учесть, что пятеро из потерянных навсегда женщин были беременны, то сумма возрастает.