Выбор королевского дознавателя
Шрифт:
Причин – особенно достойных – сближаться с гайроном не было никаких. Вот ни одной! Но чем больше я себя убеждала, что Аршес – не для меня, тем сильнее к нему тянуло. К середине ночи я так распереживалась, что повернулась к нему сама и обняла.
Гайрон словно этого и ждал – мгновенно приподнялся на постели и навис надо мной, смотря мне в глаза.
Я завороженно замерла под тяжестью его тела и взгляда.
Выдержка из протокола допроса воспитательницы приюта «Утешение», зайты Аримарики Габеко
Допрос
Э: Назовите своё полное имя.
Г: Аримарика Габеко.
Э: Где вы проживаете?
Г: Проживала в приюте, теперь на постоялом дворе, куда нас пустили.
Э: Как давно вы работаете в приюте «Утешение»?
Г: Четыре с половиной года.
Э: Какую должность занимали?
Г: Воспитательница младшей группы.
Э: Где вы находились в момент пожара?
Г: У себя в комнате, я спала.
Э: Какие действия вы предприняли, когда проснулись?
Г: Схватила вещи и хотела выбежать в коридор, но там было всё задымлено. Тогда я вылезла в окно.
Э: На каком этаже находилась ваша спальня.
Г: На втором.
Э: Что вы сделали, после того как оказались во дворе?
Г: Увидела детей. Они жались друг к другу, а две старшие воспитанницы – Виола и Ритана – вынимали младших детей из окна.
Э: Вы им помогли?
Г: Они и сами справились. Там было много дыма, я ничего не видела и не стала лезть туда.
Э: Зато вы забрали у детей одеяло.
Г: Мне стало холодно! Ночью температура опустилась низко, а вся трава во дворе была мокрая. Я взяла только одно, а они сбились в кучу, и им одеял хватало и без этого.
Э: Что вы сделали дальше? Вы утешили детей?
Г: Нет. Это сделали старшие девочки. Я сказала им перестать ныть и стенать, потому что у меня от этого заболела голова.
Э: Что произошло дальше?
Г: Виола принялась бегать туда-обратно, принесла ещё одну девочку, новенькую, не помню, как её зовут. Потом она стала кричать, что Цилаф осталась внутри здания.
Э: Вы предприняли какие-то
Г: Нет. Она гайрона – если сама не выбралась, то что я могу поделать? Такая у неё судьба.
Э: Вы попытались потушить пожар?
Г: Нет, конечно, там всё так полыхало, такое не потушишь. Я приказала детям отойти от огня подальше.
Э: Скажите, вы любили свою работу?
Г: Нормальная работа, обычная.
Э: А детей вы любите?
Г: По должностной инструкции любить их я не обязана. Одеты, сыты, обучены согласно программе – вот и всё.
Э: Сыты? Я пока не всех опросил, но складывается впечатление, что с сытостью были проблемы. Скажите, вы обедали вместе с детьми?
Г: Нет.
Э: Почему?
Г: У воспитателей был отдельный стол. А дети едят неаккуратно, и это портит аппетит.
Э: А как их кормили по вашему мнению?
Г: Не очень хорошо.
Э: Вы предпринимали какие-то попытки поговорить об этой ситуацией с руководством?
Г: Нет, это не моё дело. Я пришла на место зайты Яторы Адейтасуны, и директриса сразу дала понять, что если я буду совать нос куда не следует и слишком много разговаривать, то вылечу с работы, как пробка. А работа и жильё мне были очень нужны. Не все могут позволить себе дом.
Э: Вот как. И вы спокойно смотрели на то, как дети голодают?
Г: Ничего они не голодали! Младших еды никто не лишал. Я их даже особо не наказывала никак, розги в руки не брала. Запру дверь в их комнату, лишу прогулки, вот и всё наказание.
Э: И часто вы так делали?
Г: Они часто баловались. Я в этом не виновата. Вести себя совершенно не умели.
Э: Разве это не ваша работа – научить их себя вести?
Г: Они безнадёжны. Только ныли и баловались всё время. Один бардак от них и шум.
Э: Вот как? Скажите, а как ваша воспитанница Триса оказалась ночью на третьем этаже? Я обнаружил там её останки.
Г: Понятия не имею. Забралась туда сама. Небось и здание она подожгла, маленькая мерзавка. Вот от неё было больше всего проблем: чуть что – и вспыхивает. Три матраса сожгла, одни расходы от неё. Никакие блокираторы не помогали. Уж как только директриса её ни ругала – а всё без толку!