Выбор ксари. (Трилогия)
Шрифт:
– Вообще-то с животными к нам и в самом деле нельзя. Вы можете разместить своего кота в конюшне, если, конечно, он не порвет ночью ничьих лошадей, – начал бармен, но мелькнувший в руках Анет небольшой кусочек золота снял все спорные вопросы и решил сложные проблемы. Выхватив из рук вмиг подобревшего мужчины ключ, девушка заказала побольше еды и почти бегом кинулась на второй этаж, желая как можно быстрее оказаться у себя в комнате, вдали от неприятной публики, засевшей внизу.
Дир медленно приходил в себя. Казалось, его тело сначала заморозили, а потом раскололи на тысячи мельчайших осколков. А теперь собрали, словно гигантский пазл, склеив между собой эти крохотные кусочки плоти. Каждый такой кусочек жил своей жизнью и не подходил к остальным, выражая свой безмолвный
Болело абсолютно все, даже ногти и волосы. Диру сначала показалось, что он неправильно направил заклинание перемещения и вместо коридора в гномьих катакомбах нечаянно замуровал себя в каменную стену и при этом остался жив. А теперь его кожа, кости и мясо перемешались с холодным мертвым камнем, и этот чужеродный материал причиняет ему нестерпимую боль. Маг осторожно пошевелил пальцами рук и с облегчением понял, что он не только жив, но и не заключен в каменную стену. Он осторожно попытался приоткрыть глаза, но голову тут же пронзила дикая боль, взорвавшаяся в воспаленном мозгу снопом разноцветных искр. Дир тихо застонал, и даже этот едва слышный звук дался ему с великим трудом и принес невероятные страдания, скрутив судорогой все тело.
– Калларион, ты слышал, он застонал! Он пришел в себя, – подскочил Стикур со своего места у стены и кинулся к неподвижному магу. Вместе с ним рванулся и взволнованный Зюзюка, слегка попискивая от слишком серьезных для его легкомысленной натуры переживаний.
– Не суетись, Стик, – отозвался эльф. – Пройдет еще немало времени, прежде чем уйдет терзающая его тело боль и он сможет прийти в себя окончательно. Пока что каждое движение, даже небольшое сокращение мышц, приносит ему только страдания. К сожалению, я ничем не могу ему помочь, все от меня зависящее уже сделано. Дальше он должен справиться сам.
Стик уныло отошел от утихшего друга и привалился к стене. Он готов был разорваться на части. Одна его половина требовала выполнять свой долг и быстрее спешить на помощь Дерри и Анет, а другая не позволяла оставить ни на минуту больного друга. Герцог понимал, что если в ближайшие день-два маг не оправится, то нужно будет что-то предпринимать. Что – Стик еще не решил. Бросить Дира здесь он не мог, переправить во Влекриант, по-видимому, тоже.
Дир тем временем, вопреки прогнозам Каллариона, медленно приходил в себя. Сначала, превозмогая жгучую боль, он открыл глаза, соображая, где же находится. Перед его мутным взором в сумасшедшем танце по кругу несся темный каменный потолок. Подождав, пока головокружение пройдет, Дирон осторожно повернул голову в сторону, поймав взглядом прислонившегося к стене Стика. Герцог выглядел измученным и усталым. Но маг испытал радость при виде друга, так как это означало, что бегство от Тармана удалось. Дир больше всего боялся того, что, очнувшись, обнаружит себя на том же месте.
Справа от Стикура сидел еще какой-то непонятный субъект. Диру было очень интересно, кто это и где Дерри и Анет, но он не мог произнести ни слова. Открыть глаза и посмотреть по сторонам – вот все, что он мог сейчас совершить. Даже эти элементарные действия дались ему с трудом, поэтому маг закрыл глаза и провалился в спокойный, глубокий и практически здоровый сон.
Анет с наслаждением развалилась на кровати, решив для себя, что сегодня она больше не сдвинется с места. Она удосужилась лишь снять грязные и пыльные сапоги, прежде чем забраться на широкую кровать, покрытую шелковым одеялом. За тот кусок золота, который девушка заплатила хозяину гостиницы, ей досталась вполне приличная просторная комната с огромной кроватью, двумя креслами, невысоким резным столиком и, самое главное, отдельной ванной комнатой, до которой, правда, Анет пока еще не добралась. Отмокание девушка решила отложить на вечер, а сейчас просто наслаждалась блаженными минутами ничегонеделания. Было удивительно хорошо лежать на мягком, чистом бледно-розовом шелке, разглядывать белый, идеально гладкий потолок с небольшой, почему-то деревянной, люстрой и мечтать. О том, как сначала наберешь в глубокую чугунную ванну горячей воды, накапаешь ароматического масла, а потом будешь час, а может быть, и два, блаженствовать в благоухающей, приятно обжигающей воде. Анет зажмурилась от удовольствия, но ее радужные грезы, как всегда, разрушил Дерри.
Как только официант, еле дотащивший целый поднос еды, скрылся за дверью, Лайтнинг тут же обернулся человеком, сожрал большую часть принесенной вкуснятины и принялся раздавать приказы тоном, не терпящим возражений:
– Давай ешь быстрее! Нам еще сегодня предстоит наведаться к брату Каллариона.
На робкие предложения Анет отложить все до утра Дерри даже не прореагировал. Он, не глядя на несчастное лицо девушки, буркнул:
– Надеюсь, ты не потеряла кольцо, которое нам дал эльф? – Увидев, что Анет потрясла головой, демонстрируя всем своим видом, что кольцо в целости и сохранности, Лайтнинг продолжил: – Тогда чего расселась? Давай пойдем быстрее, нечего тратить время.
– Дерри, я устала, – попыталась вразумить ксари девушка, – давай хотя бы немного передохнем, а лучше отложим все на утро. Я не думаю, что, если мы возьмем тебе линзы сегодня вечером, за ночь ты очень много успеешь сделать. Все равно ведь ляжешь спать и в город выйдешь не раньше завтрашнего утра.
– Нет, мы пойдем сейчас, – непреклонно возразил Дерри, разглядывая местами отставшие обои на стене их комнаты, и Анет поняла, что он делает все, чтобы досадить ей. Это открытие привело девушку в бешенство, и у нее появилось стойкое желание закатить небольшой скандальчик. Но в нем не было смысла. Только нервы потратишь и силы душевные, а Дерри не проймет. Поэтому Анет молча встала, натянула сапоги и направилась к двери, не дожидаясь его.
Ужасно не хотелось идти через зал, мимо пьяных рож. Их пристальное внимание напрягало, и девушка с облегчением вздохнула, когда в глубине коридора второго этажа увидела узкую и неприметную лестницу, ведущую вниз. Анет с сомнением посмотрела в темный лестничный проем, размышляя, стоит ли рисковать. Ее размышления прервал хохот, доносившийся с первого этажа, из обеденного зала, и зазвучавшая следом разудалая песня, исполняемая нестройным хором изрядно пьяных голосов. «Ну уж нет, – подумала она, – через центральный вход я точно не пойду. Если вдруг эта лестница не ведет на улицу, значит, полезу через окно».
Вопреки сомнениям неказистая лестница все же вывела Анет на улицу, а точнее, на задний двор таверны.
Смеркалось. Солнце почти село за горизонт, избавив город от удушающей жары. Утомленные за день куры лениво переваливались с боку на бок в надежде найти хоть какую-нибудь еду в небольших клочках чахлой травы, вылезающей между старыми каменными плитами, которыми был вымощен двор. Всем своим взъерошенным видом они выражали скорбную тоску и неудовлетворенность жизнью. Где-то на заборе противно заорал петух, ленивые несушки вмиг оживились и резво, наскакивая друг на друга, понеслись к курятнику, серевшему покосившимися досками вдалеке.
Фонарь над входом освещал ярким оранжевым светом выложенный камнем пятачок, на котором стояла Анет. Отсюда к противоположному концу двора, который был обозначен невысоким шатким забором, вела узкая тропинка, по которой так часто ходили, что каменные плиты совсем стерлись. На тропинке то тут, то там виднелись отметины нелегкой куриной жизни и скудного рациона. Девушка осторожно, стараясь ни во что не вляпаться, вышла за калитку и, оказавшись на улице, поняла, что опять не знает, куда идти. В объяснения Каллариона она даже не вслушивалась, их запоминал Дерри. А сейчас, из-за сложившейся конфликтной ситуации, к Лайтнингу за помощью обращаться не хотелось. Его поведение за последние дни перешло все допустимые границы, и Анет за это его ненавидела. Тем более она попросту не привыкла к подобному обращению. Попросив прощения, девушка считала, что искупила свою вину и терпеть измывания Дерри над своей персоной не собиралась. Выходя из калитки, она едва удержалась от желания прищемить дверью длинный кошачий хвост, который ксари вытянул на метр и распушил, словно ершик для мытья бутылок, демонстрируя свое презрение ко всем на свете. Эту попытку зверь заметил, и Анет в очередной раз стало стыдно.