Выбор. Одна история трех судеб
Шрифт:
За окном было уже светло, когда он открыл глаза. Долго лежал и смотрел на потолок из красного дерматина. Мыслей не было, просто лежал и вглядывался в узор материала полки. Рядом звякнула посуда. Степа повернулся на шум и встретился взглядом с мужчиной, сидевшим за столом и попивающим чай. Попутчик был среднего возраста, среднего телосложения, коротко стриженный. Что бросилось в глаза, так это его тонкие пальцы. Он так изящно держал чайную ложечку, помешивая ею в стакане, что казалось, в его руке не ложка, а перо. Правильные черты лица выдавали в нем человека благородных кровей. Только улыбка почему-то не нравилась Степе. Мужчина не улыбался, он скорее ухмылялся, что немного раздражало, хотя потом, приглядевшись, он понял почему. Глубокий шрам на левой щеке, начинающийся от уголка рта, превращал улыбку в ухмылку. Взгляд попутчика был спокойным, да и весь его вид выказывал благодушие. “Доброе утро” – прокашлялся и выдавил из себя Степа. На улице было прохладно и поэтому в вагоне было сильно натоплено. Во рту у Степы все пересохло. Попутчик деловито взглянул в окно: “Доброе утро. Хотя и день уже” – ответил он весело. Надо было вставать, как-то некрасиво получалось, лежать и разговаривать, да и умыться не мешало бы. “Надо, надо умываться по утрам и вечерам” –
Пробравшись сквозь узкий проход вагона и лавируя между вытянутых ног пассажиров, Степа подошел к туалету. Очереди уже не было. Зайдя, закрыл дверь, посмотрел в зеркало и отшатнулся. Другой человек смотрел на него. Тяжелый взгляд, острые скулы, трехдневная щетина, мешки под глазами. В зеркале был не тот молодой человек, получающий подзатыльники и молчащий в ответ, на него смотрел вполне зрелый мужчина, готовый дать отпор на любой выпад против него. Справил нужду, умылся, подставляя ладони под холодную воду и набрасывая ее на лицо, почистил зубы. Вытираясь полотенцем, вышел в тамбур, накинул его на плечи, достал сигарету и закурил. Первая сигарета и первая затяжка повела его. Немного качнуло в сторону, подкруживала голова, Степа уткнулся в стекло лбом. За окном валил снег, хлопья были большими и белыми, как будто кто-то разорвал подушку и из нее сыпались перья. “Вот это весна” – подумал он. Сделал последнюю затяжку, затушил окурок в железной банке, закрепленной на решетке двери, и пошел в свой отсек. Сосед по отсеку все так же увлеченно смотрел в окно, наблюдая за падающим снегом и когда Степа сел на свое место, тот даже не обратил на него внимание. Степа взял со стола заранее принесенный проводником стакан с чаем и маленькими глотками, чтобы не обжечься, пил. “Куда ты путь держишь, Степа?” – не поворачиваясь к нему спросил попутчик. Степа замер от неожиданности. Рука со стаканом замерла в воздухе, не дойдя до рта. Попутчик развернулся и посмотрел на Степу. “И насадил Господь Бог рай в Эдеме на востоке, и поместил там человека, которого создал. И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла. И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь” – глаза соседа горели огнем. Степа смотрел в глаза и плыл. Он смотрел в глаза и тонул, захлебывался, пытался выплыть, но тело не слушалось его, ноги тянули гирями вниз. “Не сопротивляйся, не сопротивляйся” – слышал он голос попутчика. Темная вода поглощала Степу, воздуха уже не было, паника охватывала его. Темно-зеленые водоросли оплетали своими липкими лапами его ноги и не давали двигаться, тянули вниз. Степа рвал их руками, освобождаясь. Собрав все силы, он порвал последний пучок водорослей и, оттолкнувшись как от невидимого барьера, рванул вверх. Водоросли, словно живые, бросились вдогонку, но он был уже далеко от них. Вот и показалось небо, он вынырнул и жадно хватал воздух ртом и не мог надышаться. И вдруг все пропало. Он очнулся на своем месте, глаза раскрылись.
За окном светило солнце, поезд катил, постукивая колесами дальше по своему маршруту. В вагоне было тихо. Попутчика не было. На столике лежал листок бумаги, придавленный стаканом с недопитым чаем. “Выбор сделан” – черным карандашом было выведено печатными буквами.
Степа стоял в тамбуре и курил. Все что произошло с ним надо было осмыслить. И вообще хорошо бы понять куда он едет и что ждет его впереди, и где конечная точка пути. Мысли крутились, и он никак не мог остановить их, заставить выстроиться в логическую цепочку. Поезд замедлил ход, показался мост. Мост был большой, его железные пролеты покрылись ржавчиной, кое-где пробивались зеленые кустики. Дорожка, предназначенная для прохода пешеходов, была деревянной, доски местами сгнили, где-то их не было вовсе и на их месте зияли дыры. Поезд медленно, крадучись, въехал на мост, боясь провалиться под своей тяжестью, переваливаясь с бока на бок, пересек реку, и, проехав еще с километр, вдруг резко остановился. Загудел паровоз, где-то засвистел свисток. За окном пробежал какой-то мужик, за ним проводник в желтом жилете, крича матом на убегающего от него пассажира. Потом Степа увидел наряд милиции, следующий вдоль вагонов. Через некоторое время проводник появился в тамбуре и, высунувшись из двери, замахал красным флажком. “Что случилось-то?” – спросил Степа. “Да чудак какой-то стоп-кран сорвал, дверь открыл и убежал” – ответил проводник. “Куда он? Непонятно. Тут и населенного пункта-то никакого нет. Вернее, как нет. Я по этой дороге уже десять лет езжу. Была станция, но больше там не останавливаемся, мимо пролетаем что и рассмотреть ничего невозможно. Вот как раз десять-то лет назад и останавливались, теперь нет” – продолжал он. “И что же никто не живет там?” – спросил Степа. “Так я откуда знаю! Я же тебе говорю, не останавливаемся мы там как лет десять, как тогда зашел пассажир со станции, так и все” – ответил он. “А что за пассажир-то?” – допытывался Степан. “Ну ты и вопрос задал, я тебе что, компьютер, все помнить? Помню какой-то человек и все, да и то мельком видел. В соседний вагон тогда сел. Я почему запомнил-то?! Никого не было тогда, а он один, вот и врезалось в память” – проводник убрал руку с флажком и начал закрывать дверь. “Слушай друг, а можно мне здесь выйти, а?” – Степа посмотрел на проводника. “Да за ради бога, мне-то что. А тебе зачем?”– с неподдельным интересом спросил он. “Журналист я, книгу пишу”– соврал Степа в ответ. “А, журналист, тогда понятно” – как-то сразу, потеряв интерес, протянул проводник: “Тогда быстрее сходи, а то сейчас тронемся”. Стёпа побежал в свой отсек, приподнял полку, вытащил сумку, бросил туда чуть мокрое полотенце и поспешил на выход. Машинист дал гудок, возвещающий о начале движения, и поезд, шикнув, тронулся. Медленно набирая ход, поезд исчезал за поворотом.
Степа остался один. Он проводил взглядом, уходящий поезд и теперь стоял возле путей. Весеннее солнце, сменившее не так давно идущий снег, прогревало прозрачный воздух. Старая трава обновляла цвет и выглядела как сочный зеленый салат с грядки. Ветерок легко покачивал деревья, и они в ответ тихонько шумели молодой листвой. Птицы, греясь на солнце, понимая, что вот и наконец пришла весна, галдели кто во что горазд. До станции надо было пройти около двух километров, по такой погоде прогулка обещалась быть замечательной. Степа перекинул ремень сумки через грудь и пошел неспеша, наслаждаясь теплым днем. Твердый грунт, невысокая пока еще трава позволяла быстро преодолевать путь. Степа понимал что впереди его ждет неизвестность, но он находился в состоянии радостного покоя, ожидании что вот-вот и наступит счастье, что все невзгоды и разочарования остались там, в той жизни и что все что было когда-то, было не с ним. Степа не верил в сказки, но верить хотелось во что-то хорошее, почему бы и нет? Так рассуждал он пока шел.
Примерно через полчаса он подходил к станции. Это было небольшое здание типовой постройки, ничем не приметное, как и на всех провинциальных станциях железной дороги. Маленькое, облупленное, одноэтажное здание желто-серого цвета. В трещинах по фасаду, заколоченными окнами и кусками отвалившейся штукатурки вдоль стен. На перрон вела узкая, ржавая лестница с оторванными перилами. Степа осторожно поднялся по ней и подошел к зданию. Под самой крышей еле прочитал название станции. “Началово”. Завернул за угол здания, спустился по лестнице и пошел по еле заметной тропинке, заросшей травой. Через небольшую речку был перекинут железный мост, с трещинами и выросшими пучками травы на асфальте. Тишина, запах цветов, ощущение свободы пьянили рассудок. На Степином лице сияла улыбка как у сумасшедшего, нашедшего пятак. Яркое солнце находилось в зените и поэтому день обещал быть длинным. Перейдя мост, он вышел на тропинку и углубился в лес. Хрустнула ветка, из зарослей показалась морда косули, а потом животное вышло на дорогу, перегородив путь. Олень ничуть не пугался человека. Посмотрев на Степу, он, неспеша перешел тропу и скрылся в противоположном кустарнике. Степа завороженно смотрел на косулю, провожая ее взглядом. Радость наполняла его сердце. Все было новым для него, деревья, зелень, ржавый мост, животное, вышедшее на дорогу и даже болото, которое проходил Степа показалось ему воспоминанием из сказки, которую мама читала ему в детстве. Тропинка, начавшаяся от моста, неожиданно оборвалась. Впереди него была небольшая опушка, за которой простиралось поле. Сквозь зелень молодой листвы на другой стороне поля просматривалась темная крыша деревянного то ли дома, то ли сарая.
Он вышел на опушку и пошел по полю, по невысокой пока еще траве с большим обилием цветов.
Дом был деревянный, от времени дерево потемнело, и он выглядел как черный уголек. Крыша дома была из теса, видимо мастера, которые строили его, знали толк в этом деле, потому даже со временем тес не растрескался, только местами доски облепил зеленый мох. Стекла в украшенных резными наличниками окнах были целехоньки. Массивная дверь с кованными петлями была подперта палкой. Было такое ощущение что люди ушли ненадолго, наступит вечер, и они вернутся с работы и откроют дверь. Ступени на крыльце на вид были прочными и скрип под ногами не ослабил это ощущение.
Степа подошел к двери и протянул руку к палке чтобы открыть дверь. “Заблудился?” – внезапный голос разорвал тишину. Степа от неожиданности вздрогнул и повернулся на голос. Обладателем голоса оказалась девушка, крепко держащая ружье, которое было нацелено на него. Черные как смоль волосы спускались ей на плечи, непослушная челка падала на глаза, и она шикала на нее воздухом, подкидывая на лоб. Ее карие глаза блестели от волнения, вызванного появлением незнакомца. Она была среднего роста, фигуру ее скрывал армейский плащ-накидка, но что-то подсказывало Степе что там было все в порядке. Она стояла в позиции стрелка, ноги в высоких берцах на ширине плеч, один носок направлен в сторону цели. На вопрос девушки Степа не нашелся что сразу ответить. Все произошло так неожиданно, плюс направленное на него оружие. “Вы извините, я не держу в голове ничего плохого, я мимо проходил, путешествую” – чуть ли не скороговоркой ответил. “Меня Степаном зовут” – добавил он. Ответ девушку немного успокоил, но ружья она не опустила. По-прежнему дуло было направлено на него. “Мимо, говоришь, проходил? Ты руки-то опусти, в плен я не беру” – тут она позволила усмехнуться и ствол ружья опустила вниз. Степа только сейчас понял, как глупо выглядел. Даже и не заметил, когда руки взметнулись вверх.
“Таня меня зовут, как ты здесь оказался? До города очень далеко, поезда тут не останавливаются” –подошла к Степе. Он посторонился и пропустил ее к двери, она отняла палку, поставила рядом, открывая дверь. “Проходи в дом” – сделав шаг назад, пригласила Степу.
В сенях стоял запах сухой травы. На стенах висели и сушились пучки полевых сборов. Вдоль стены деревянная лавка, на которой стояли два ведра с водой. В углу коромысло, видимо, им носились ведра. Дверь, ведущая в основной дом, была низковатой, Степе пришлось нагнуться, чтобы не удариться головой о косяк.
Поставив сумку на лавку возле двери, Степан оглядел жилище. Посередине просторной комнаты стоял деревянный стол. Его толстые доски были отскоблены дочиста. Четыре деревянных табурета ровненько стояли у стола. Середину стола украшала глиняная ваза, в ней засохший букет из полевых цветов и трав, источающий аромат. Русская печь, небольшой стол для готовки, рядом небольшая печка, наподобие буржуйки, наверное, для быстрой готовки, занавеска, отделяющая спальное место, за которой в щелку просматривалась кровать. Как и в большинстве русских домов в углу присутствовал иконостас с тремя иконами. Кто на них был изображен Степан не знал. Старинный сундук, схваченный железными обручами. На стене в рамках висели черно-белые фотографии.
Татьяна поставила ружье в угол, закинула в маленькую печь приготовленную щепу, чиркнула спичками, та сразу же загорелась. Подкинула несколько поленьев, набрала в чайник воды и поставила на плиту. “Присаживайся, что стоишь-то, пока чайник греется, расскажешь, как здесь оказался”– Татьяна скинула с себя накидку и повесила за дверь. Она села за стол и в ожидании рассказа смотрела на Степу. “А что рассказывать-то?”– немного стесняясь спросил он. Степа не понимал, как можно все рассказать совершенно незнакомому человеку. Вот так вот, садись, рассказывай. Но очень хотелось поделиться, очень. Просто хотелось, чтобы кто-то просто сидел и слушал и не важно сейчас понимает он или нет. Единственное что, наверное, его останавливало это то, что перед ним была девушка. Ему было неловко. Таня подперла кулачками подбородок и ждала. Смотрела и ждала. “Господи, что же она так смотрит-то”– думал Степа. Он еще немного помолчал, вздохнул, как бы говоря: “Эх была не была” и начал свою длинную историю. Слова лились из него как вода, превращаясь в реку. Река наполнялась и текла все быстрее и быстрее. А с рекой текло и время.