Выбор
Шрифт:
После общей планерки, Георгий Артурович собирает наше отделение медико- социальной реабилитации у себя в приемной: психотерапевтов и нас, четверых психологов.
На таких совещаниях мы совместно обсуждаем и обговариваем принципы и схемы лечения каждого пациента в индивидуальном порядке.
Верник Андрей Павлович- опытный врач-психотерапевт, сидит на стуле, закинув ногу на ногу, убедительно кивает нашему заву, в знак подтверждения сказанных Манукяном слов.
Я довольно улыбаюсь и скромно опускаю глаза в стол. А сама мысленно танцую победную чачу!
Четыре года я работаю в этом Центре, два
Я рвалась в бой. Хотела по-настоящему помогать, я чувствовала, что мое место там, где идет ожесточенная борьба жизни и смерти, где преодолеваются тяжелейшие преграды на пути к восстановлению, излечению, а, возможно, и принятию неизбежного.
У 70 % людей, попадающих на реабилитацию, механизмы преодоления проблем не работают. Прежде всего потому, что никто из них не ожидает таких проблем, не готовит себя к ним. Любому пациенту, а тем более находящемуся в инвалидном кресле или прикованному к постели, очень важно укрепить в нем уверенность, что он может справиться с возникшими трудностями, сможет найти силы принять сложившуюся ситуацию и начать жить дальше. Вот тогда начинается наша работа – реабилитационного психолога, человека, готового слышать и слушать.
Моих первых «пациентов» Георгий Артурович «отбирал» сам. Курировал, подсказывал, советовал, всегда присутствовал во время моей работы. В свободное плавание отпускать меня не решался, тем самым давал возможность набраться опыта и квалификации.
За неполные два года работы у меня были разные случаи: и страх падения у мужчины после производственной травмы на нефтяной платформе, и панические атаки после аварий, работа с постинсультными пациентами, расстройства сна и когнитивные нарушения у пациентов с черепно-мозговыми травмами. И, в принципе, все эти случаи были обратимые, то есть подлежали корректировке и стабилизации эмоционального состояния.
Четыре месяца назад мы проводили на пенсию еще одного члена нашего коллектива – Анну Ивановну. И, естественно, Георгию Артуровичу пришлось в ускоренном режиме распределять ее пациентов среди нас. Благо у нее их было не много, все-таки человек возрастной, уже тяжело было справляться с большой нагрузкой. И вот тогда наш зав впервые, не боясь, доверил мне одного из пациентов Анны Ивановны. Совершенно особенный случай, интересный (для меня, как клинического психолога), требующий предельного внимания.
– Александра Вячеславовна, задержитесь, пожалуйста, – просит Манукян по окончанию совещания.
Коллеги, шумно переговариваясь, покидают приемную, и мы остаемся
– Саш, ну теперь рассказывай! – не церемонясь начинает зав.
Наедине Георгий Артурович обращается ко мне на «ты». Это фривольное обращение не оскорбляет меня, даже наоборот, создает между нами некую родственную связь. Я ведь помню, когда была его студенткой, как он по-отечески меня поддерживал, сопереживал, помогал. От его «Саш» всегда на душе как-то тепло становится! Я знаю, Георгий Артурович благосклонен ко мне, он не раз говорил, что хочет сделать из меня высококвалифицированного специалиста, что видит во мне потенциал и какое-то особенное, присущее мне качество.
– Филатов- большой молодец! – улыбаясь говорю я. – Он…он старается!
Мой новый «особенный пациент»…Целых два года Анна Ивановна работала с Филатовым. Диагноз – сенсорная афазия*, нижняя параплегия ** в следствие черепно-мозговой травмы.
– Удивительно, за два месяца такие результаты! Анна Ивановна за 2 года не смогла добиться того, что мы имеем сейчас.
Это правда. Когда Анна Ивановна передавала мне Филатова, у нас был долгий разговор. Она рассказала, что пациент сложный, всякий контакт и попытки восстановления когнитивных функций пресекал, отказывался от работы с логопедом-дефектологом, игнорировал занятия. Но при этом лечащий врач-невролог сообщает о положительной тенденции изменения в состоянии больного.
– Нууу… у него не было мотивации, – пожимаю плечами.
– А сейчас, стало быть, есть?! – приподнимает свои широкие темные брови Георгий Артурович.
– Он раскрывается! Начал прилагать усилия, поверил в себя и свои силы! Мы нашли общий язык! – воодушевлённо рассказываю я.
Была б моя воля, я бы вообще кричала о наших с ним успехах! Но сейчас я боюсь спугнуть это тонкое, хрупкое, по кирпичикам выстроенное доверие между нами.
– То есть ты считаешь, что спустя 4 года, он только сейчас поверил в свои силы и начал бороться?
– Он находился в стадии отрицания и долгое время не мог принять сложившуюся ситуацию, – я начинаю нервничать, не понимая, к чему клонит Манукян.
– А может его мотиватором выступила именно ты, Саша? – прищуриваясь вглядывается мне в лицо заведующий. – В пятницу приходила его мать с просьбой о дополнительном времени с тобой. Им мало тебя два раза в неделю.
– Серьезно? Я этого не знала…
Я удивлена. Очень. Помню, как рассказывала Анна Ивановна, что Филатова чуть ли ни силком отправляли к ней на занятия, он устраивал истерики, проявлял агрессию, отказывался всячески с ней контактировать. Значит я на верном пути. И это не может ни радовать!
*Афазия- (утрата речи) – повреждение речевого центра в головном мозге
** Нижняя параплегия – утрата движений в двух нижних конечностях
– Ну..я…поищу свободное для него время, если вы считаете это возможным и необходимым.
– Нет, ты не поняла. Они хотят с тобой заниматься в индивидуальном порядке, Саш. Платно.
– О…– это всё, что я могу выдавить из себя.
Если честно, я никогда не рассматривала свою работу с коммерческой стороны. И как бы это пафосно не звучало, я хочу помогать людям и видеть результат, желательно позитивный.