Выбранные места из дневника

Протасов Андрей

20 января

Днем с Плотниковым Васькой и инженером Гал Ласло пошли к его родственникам, проживавшим почти на окраине города по направлению к селу Чабди, находящемуся в двух километрах от Бичек. В бункере сидело несколько офицеров. Вернулись оттуда вместе с его двоюродной сестрой Анной. На обратном пути при повороте на центральную улицу чуть-чуть не накрыло всех четверых миной. Придя к дому, в котором проживал Ласло, пошли в квартиру, находящуюся на втором этаже и которую сегодня отоплял его отец. В квартире был наведен почти надлежащий порядок. Рассматривал тетради Марти. С Анной говорил наедине в другой комнате, где стояло пианино. Она исполнила несколько романсов на пианино. Разговор с ней был довольно интенсивный и она, между прочим, понравилась мне, а особенно потому, что была хорошо грамотная, культурная и красивая блондиночка. Она прекрасно говорила по-английски, по-французски, по-немецки, по-итальянски. Постепенно я приблизил свой разговор о любви и пообещался ей, что заеду к ним после войны и если представится возможность, то даже и поженимся. Войдя вместе с Анной в прихожую, где находилась вся семья Галов, нас встретили очень

дружелюбно. Отец Гал Ф. и мать Гал Ф-я поклонились нам и поприветствовали по-западноевропейски. Затем Ласло сел за фисгармонию, Анна за пианино и начали играть различные романсы, танцы песни и пр. Пианино вместе с фисгармонией звучало с пронизывающим душу звуком. Мне невольно вспомнилась далекая Сибирь, отец, мать, сестра, братья, друзья и товарищи. И для того, чтоб забыть эти грустные воспоминания я решил выпить. Пошел в подвал взял бутыль вина, печенья, рыбы, варенья и других пряностей, принес в квартиру Галов и началось настоящее гулянье, которое по-фронтовому времени можно назвать балом. Интересный разговор вел с Ласло о мадьярской культуре, об иностранных языках и наконец-то о католической церкви.

22 января

Ночью несколько раз бегал к своим ребятам по приказанию майора Фоменко, который был вместо Гришина. Из города Бичке сегодня проходила эвакуация. Ходил в подвал к знакомым Гал Ласло и его семье. Первым вопросом его при появлении меня было: „Alexander, darf man hier bleiben?“ „Nein – ответил я – able“. А также один вопрос его двоюродной сестры Анны: „Ist jetzt noch m"oglich auf der stasse gehen?“ „Ja, Jawohl“ ответил я в свою очередь. Вот эти вопросы останутся в моей памяти навсегда. Перед уходом со всеми простился, Анну пригласил в коридор. Выйдя в коридор, она заплакала и сказала Алэксандэр, я тебя люблю. Долго мы разговаривали с ней… Несколько раз я ее поцеловал и сделав прощальный поцелуй взасос вышел. Скука, какая-то скука навалилась на мое сердце и ко всему существующему отвращение. Придя на К.П. я просился у майора Фоменко добровольно на задание в разведку, но он не пустил. Весь день грустил. Несколько раз заходил в пустой подвал и в пустую квартиру Галов. Вечером напился пьяный.

24 января

Вечером сидел у своих ребят и в два часа дня зашел Михеев и сказал: «Кто-то поджег тот подвал и в нем все горит». Пошел в подвал, подойти уже не было возможно, ибо везде был дым от горевших вещей, особенно перин, которых было в подвале в большом изобилии. Да и вообще-то у мадьяр перин очень много у каждого хозяина. Белый хлеб большими буханками, перины и виноградное вино – свойственность Венгрии. Вернулся взял противогаз попытался тушить, но уже было невозможно да к тому же и бесполезно, т.к. все уже тлело, а деревянные вещи горели.

27 января

Весь день почти просидел у своих ребят. Днем ходил в подвал, в котором горело имущество моего знакомого мадьяра инженера, но зайти еще было трудно. Все же с большим трудом удалось мне зайти в подвал и посмотреть на действие пожара. Ужасное зрелище представилось перед моими глазами: кучи пепла, щебни битой посуды и обгоревшая собака – жертва пожара. Заходил на квартиру к инженеру. Нашел его личное фото, а также фотографии его родителей, его сестер и фотографию Анны. В квартире полный беспорядок: все разбросано, побито. Вечером выпивал с моими ребятами Фоменко, Гатиным и Аченко.

29 января

Днем привели 7 сдавшихся в плен немцев. Допросив их выпивал. Вечером выезжаем из Бичке по направлению Секешфехервара. Остановились за селом Патка почти в поле на подступах к городу, было только несколько землянок.

30 января

Сегодня особенно много военнопленных. Первую партию приводили 12 человек, вторую 27 человек и третью четыре человека. В четвертой партии три немца и один власовец, который был повешен на вербе у дороги.

31 января

День просидел в землянке, перед вечером привели двух сдавшихся поляков, родом оба были из Познани. Говорил с ними на немецком языке о жизни немецких солдат и прочее. Через час выезжаем в другое место. До двух часов ночи не находил места, где б можно было уснуть, т.к. транспорты наши все ушли на передовую. В два часа ночи зашел в один маленький и разбитый домик, в котором помещались связисты. Утром с Василевским и Носковым поехал в штаб бригады.

2 февраля

Днем с Пушкарным поехали в город Секшфехервар, где находилось КПП командира бригады. При подъезде к городу слезли с броневичка и пошли пешком. Не успели отойти двести метров, как Пушкарного ранило в левую ногу пулей. Перевязав его ногу, я побежал обратно за броневичком, но он в это время сел на другую машину и уехал. Вернулся обратно в город. По дороге в двадцати метрах от меня прямым попаданием убило двух моих товарищей. Потом нагнал меня майор Червинский, замкомполка по строевой части, и вместе с ним прибыл в город. Сегодня за весь день у нас в роте много ребят ранило. Вечером с Калмыковым, лейтенантом Чумилиным, с Жанабаевым ходили за угол дома, в котором помещалось К.П. подслушивать, т.к. в следующем доме были немцы. «Интересная все же война в городе» – подумал я.

3 февраля

Два раза ходил под артобстрелом в город, только лишь из-за своего собственного любопытства. На обратном пути, идя из города второй раз, попал под сильный артиллерийско-минометный огонь. Я лег под скирду и прямым попаданием снаряда разворотило скирду. Меня оглушило, на мгновение потерял я чувства. Мельниченко, видевший эту историю уже сообщил писарю о том, что меня убило и писарь хотел уже писать извещение домой. Очнувшись, с большим трудом удалось мне вылезть из-под соломы. Открыв глаза, я увидел, что скирд соломы горел. Так вот! Мне угрожала опасность еще сгореть на полях Венгрии под городом Секешфехерваром. «Но, нет значит не здесь суждено мне умереть» подумал я, и побежал дальше, придерживаясь левой стороны дороги. Не добегая двадцати метров от окопчика; возле следующей скирды, у которой стояли два танка и транспортная машина с прицепленной пушкой, я услышал пронизывающий гул немецкого «Ванюши». Гул был как будто рядом, потому что глушило. Мгновение 10 секунд и я в окопчике, как вдруг на дорогу, которая проходила в 10-15 метрах от моего окопчика, посыпались снаряды. Вся земля как будто переворачивалась вверх дном. Гул, гул и только гул слышал я и чувствовал земля ходуном ходила подо мной. Вот-вот кажется, что вышибет из окопа или прямым попаданием разнесет в клочья. Сколько времени продолжался обстрел трудно сказать, но только когда прыгнул в окоп другой «славянин» и навалился мне на ноги я очнулся. Ничего не слышал я, а в действительности танки, стоящие за скирдой вели огонь. Машина с пушкой горела, расчет был перебит. В кабине машины-шивралэ валялся с пробитым от осколка лбом шофер. Везде возле дороги можно было видеть валяющиеся куски человечьего мяса, ноги, руки и протухшие туши фрицев. Как пьяный поплелся я шагом по дороге. Артобстрел по дороге продолжался. В воздухе стоял несмолкающий гул. До штаба добраться не удалось. Где спал или ходил ночью не помню сам, но только утром очнувшись в кукурузе я увидел, что буквально в 200 метрах от меня стоял немецкий «Тигр» (танк)

4 февраля

Тигр, стоявший в 200 метрах от меня, вел огонь. Осмотревшись кругом, я заметил, что немецкие автоматчики ползут по направлению ко мне. Их было около сотни человек. Мне стало ясно, что противник предпринял контратаку и занял единственную дорогу, идущую от села Лаваш-берень на Секешфехервар. До штаба бригады, находящегося в трех отдельных домиках, оставалось отсюда не больше, чем 500 метров. Мне стало ясно: что штаб уже уехал оттуда. Автоматчики с каждой минутой приближались: мое положение было критическое. Что предпринять, что делать? Долго раздумывать не приходится в такие моменты. До ложбинки, в которой был маленький кустарник было не больше двухсот метров. В ложбинке, по моим предположениям должна быть наша пехота. Если броситься стремительно, то наши пехотинцы могут подумать, что немец и пристрелят. Ведь в бою бывает всякая горячка, а особенно в тех случаях, когда противник находится в 400 метрах. Ружейно-пулеметного огня не было ни с которой стороны. «Была не была» подумал я и вскочивши побежал во весь рост к кустарнику. Немцы, заметив меня открыли ужасный автоматный и пулеметный огонь. Пули свистели над головой, утыкались в землю впереди меня. «Ах, дьявол! Хорош прицел берет» подумал я и прибавил скорость. Сорок секунд и я в ложбинке. Как камень упал я под кустик и стал прислушиваться. С нашей стороны огня не было слышно, но со стороны фрицев огонь усиливался, а затем послышалось немецкое „Hallo “. Я понял: немцы идут в атаку. Послышался гул моторов танков. В ложбинке был снег и на животе я стал спускаться к штабу. Мгновение и я прокатился на животе метров сто. Приподнявшись, я увидел в окопе, в пяти метрах от меня, сидит красноармеец, а на бруствере П.Т.Р. Оглядевшись я заметил человек двадцать наших пехотинцев, а слева стояла 57мм. пушка, людей у которой не было видно. «Слушай, солдат, немцы идут в атаку 50 метров от нас уже немцы.» Я только успел еще крикнуть «Огонь» как буквально в двадцати метрах от меня заметил бегущих рядом двух немцев. Автомат был на боевом взводе. Присев на колено нажал спусковой крючок. В это мгновение как громом оглушило меня. Что такое делалось я не мог понять, но только открыв глаза я видел кругом огонь. Как будто вся земля горела. Я упал и потерял сознание. Очнулся от холода, т.к. лежал на снегу, который произвел желаемое и полезное действие в данном случае. Приподняв голову, увидел вокруг себя все черно и тлеющие тела людей. «Так вот они где зажарились-то фрицы от русской Катюши. Да, хорошая штука Катюша». Солнце садилось, бой стихал. Приподнявшись, я пошел к трем домикам, где был последний раз штаб. Подходя к домикам, я заметил у бегающих людей. Присмотревшись, я понял, что это были немцы. «Так они значит сегодня продвинулись километра на три» – подумал я. Таким образом я остался в тылу у противника. Оглянувшись назад, заметил идущую по дороге колонну машин противника. Если ходят по дороге транспортные машины, то значит передний край отсюда не меньше трех километров. «Да, печально. Что делать.» Выйдя из кустарника, поплелся по дороге к мостику, через который проезжал два дня тому назад и находящемуся от домиков километрах в двух. На мосту стоял немецкий часовой. «День, что делать» Взяв левее, вброд перешел это болото и направился к селу Дюла. На подходе к селу на дороге стояли наши броневики и бронетранспортеры. У ребят я узнал, что штаб уехал в барский двор в Керакаш, в шести километрах отсюда. А также о том, что убиты сегодня в нашей роте Жанабаев и лейтенант Скрек(..) Вправо от дороги, в ложбине, виднелся домик, до которого было метров восемьсот. С ребятами автоматного взвода пошли в этот домик. Растопили печку обсушились и легли спать.

5 февраля

Утром встали в 11 часов. Всем сказался вчерашний день. Вышел из домика, кругом стояла тишина, как будто войны не было совсем. Автоматчики пошли на задание в разведку, а я пошел искать штаб. Подходя к разбитому барскому имению, от которого в ста метрах валялся убитый немец с размозженной головой, я заметил броневик №355. Эта машина была Плотникова. Подойдя к машине, постучал в дверку. Дверка открылась и из броневика выглянул с заспанными глазами Плотников. «Васька, штаб бригады здесь?» «Нет, – ответил он, – 5 км. отсюда в Керакаше.» «А ты скоро туда поедешь?» «А вот придет мл. л-т Меркулов и поедем» «Тогда я с тобой поеду» «Ладно, езжай.» Вскоре пришел Меркулов, залез в башню броневика, а я сел на запаску и поехали. Приехав в Керакаш я пошел искать кухню, которая находилась у реки возле барского дома. С аппетитом завтракал я сегодня после такого испытания. Позавтракав, пошел в штаб, находившийся в подвале. Доложив майору Гришину, пошел в барский дом, где расположились разведчики. В комнате, в которой они помещались, мебели никакой не было. В углу стояла печка западноевропейского образца, марки “Swoboda”. На полу была солома. Я лег на солому и уснул. Вечером пришел старшина роты Мешков и пригласил меня выпивать.