Выбраные места из дневника 2001 года
Шрифт:
В среду же состоялось заседание правления и ревизионной комиссии Авторского общества России, бывшего ВААПа. Меня избрали председателем ревизионной комиссии.
Теперь самое невероятное. Пять лет назад, когда мы выбирали предыдущий состав авторского совета, ответственным секретарем была избрана Ирэна Андреева, известный общественный и политический деятель перестройки. Она была председателем или президентом Союза дизайнеров. Как горячо и напористо она выступала! Какие задавала вопросы и Горбачеву, и Крючкову, как развязно, пользуясь своим положением женщины, держала себя среди мужчин-политиков. Я уже давно заметил, что отважная дама исчезла с экранов телевидения и растаяла в жизненной метели. Нет, нашлась! Она на постоянном месте жительства в Германии. Вышла замуж или оказалась политической беженкой. Кто же по крови эта милая деятельная дама?
27 мая, воскресенье. Для “Труда”:
“В последнее воскресенье в зеркальце у Н. Сванидзе прозвучало поразительное выступление любимца народа замечательного писателя-юмориста и лицедея Михаила Задорнова. Разговор между этими двумя знаменитыми людьми начался мило. Касались они, в том числе, памятной сердцу Задорнова Латвии, национализма, антисемитизма и других столь же актуальных
Но, собственно, взялся писать я совсем не об этом. Проблема серьезнее, чем простая передача, скажем, Благовещенска или Хабаровска Китаю. Последнее время наше телевидение привлекает огромное количество драматических актеров, оперных и рок-певцов, классических балерин, третьестепенных писателей, дамских парикмахеров и других визажистов. Часто эти представители выступают и с политическими заявлениями. Не надо. Еще Пушкин сказал, что сапожник должен судить не свыше сапога, а Апеллес — заниматься апеллесовым…”
31 мая, четверг. Утром достал из почтового ящика газету: целый кусок, заканчивающий мою газетную заметку про очень доброго Мишу Задорнова, выброшен. Я думаю, это даже не воля редактора, на которую все ссылаются в таких случаях, а осторожная мысль Анри Суреновича.
17 июня, суббота. Для “Труда”:
“Несколько телеканалов специализируется на показе несчастий и криминала. Взрывы и теракты, дорожные происшествия и аварии, похищение людей. География поразительная — все пять континентов и бочком наша страна с каким-нибудь, скажем, наводнением. В этом сгущении страстей иногда начинает казаться, что мы живем, как все, с тем же объемом происшествий. Я не думаю, что телевидение нас специально отвлекает от внутренних дел, но согласимся, что в этой суете мы порой начинаем не видеть подлинной сути собственных событий. Я не о драке в Думе во время принятия закона о земле. Ну, подрался миллионер и предприниматель Брынцалов с коммунистом Тихоновым во время процедуры. И не такое в Думе видывали. Но, впрочем, если взглянуть, допустим, на фабрику Брынцалова возле подмосковного Электрогорска, можно понять, за что он дрался. С моей точки зрения, Закон о земле, конечно, сделан с прицелом на богатых. Бедные об этом или не думают, или просто на земле живут. Они даже не понимают, чем все это им грозит. В воскресной передаче Андрея Караулова в интервью с саратовским губернатором Аяцковым, пионером продаж, прозвучала даже такая цифра — 9 долларов за гектар! Приехали люди из Израиля и купили не очень дорогую землю, которая в Израиле стоит значительно дороже. Губернатора радует, что купили по закону — с аукциона. Но когда-нибудь мы проснемся и выяснится, что так как не имеем второго гражданства, то вроде бы живем не на родине”.
18 июня, понедельник. Записываю все это глубокой ночью. Внизу под нами, в бывшей квартире генерала, идет капитальный ремонт, и, видимо, рабочие засорили канализацию. Купил квартиру какой-то человек с греческой фамилией. Звоню в диспетчерскую, которая якобы работает круглосуточно. Диспетчерша с голосом тихоокеанской акулы говорит: “Все засоры разблокируются только за счет квартиросъемщиков”. Это значит, слесарь и шагу не сделает, не учуя запашка специальной оплаты. “Вы должны принести заявку, — продолжала акула, — потом пойти в сберкассу, предоставить нам оттуда квитанцию, и уже потом ждите прихода слесаря”. Диспетчерша, как опытная садистка, умышленно, понимая, что я стою или перед хлещущей грязной водой, или перед жерлом воняющей отбросами канализационной трубы, разворачивала передо мной предварительную картину. Стоимость, в том числе и ее услуги, повышалась. Я сразу же понял ее игру, видимо, она в одной команде со слесарями. “А можно ли договориться непосредственно со слесарями?” — спрашиваю я, одновременно раздумывая, в какой форме они делятся — вместе пьют или слесаря приносят своим кормилицам деньгами или коробками конфет. Оказалось, можно. Но слесаря очень важные люди, меньше всех они подвержены капиталистической организации дела: быть тогда, когда нужно клиенту. Слесарь нужен, как акушер быта, всегда. “Заказать” слесаря можно только после 9 часов утра. Рабочий день его превосходительства начинается, как в министерстве. Вот тут я и начинаю вздыхать по канувшим в Лету райкомам. Было хоть кому пожаловаться! Какая оглушительная реакция последовала бы, дозвонись приличный жилец до секретаря! “Ладно, — говорю я весьма вежливо, понимая, что не в два ночи, а лишь в одиннадцать вечера уже напившегося пива слесаря ни за какую плату из его логова не вытащить. Да и зачем ему, собственно, суетиться? Заказчик и клиент никуда от него не уйдут. — Можно я позвоню утром?”
Утром другая женщина-диспетчер, с контральтовым, как и положено в той среде голосом, откликается на мой телефонный звонок. Сразу схватывая экономическую суть проблемы — клиент уже исстрадался и морально готов ко всему, — она вызывает умельца. Умелец не идет. В трубку я слышу ленивые выкрики, утренние клики неопохмеленных работяг, другие бытовые шумы. Чужую неприукрашенную жизнь всегда слушать интересно. Наконец моя благодетельница не выдерживает, на весь подвал она орет. Ее голос и каждый нюанс ее речи отчетливо доносятся до меня. Истошно: “Сергей, ты подойдешь наконец к телефону? Тебе калым предлагают, а ты не можешь двинуться!” Уже ни о какой сберкассе, естественно, речи не идет. Мне окончательно становится виден расклад этой немудреной игры. Разговариваю с Сергеем, он ленив и вальяжен. Он все понимает, но работа с канализационными трубами его не греет. У него наготове какая-нибудь смена вентиля или крана. Он лениво говорит: “Я бы пришел, но идти мне не с чем, нет инструмента, которым прочищают трубы”.
20 июня, среда.
Еще вчера кто-то мне сказал, что появилась книжка Солженицына по еврейскому вопросу и его же интервью, данное Лошаку, в “Московских новостях”. Начал со статьи. Солженицын, конечно, мудрейший человек эпохи. Но его заметный человеческий недостаток в том, что он ни на минуту не забы-вает, что он писатель, и что бы он ни делал, все служит тому, чтобы именно писателю принести пользу. Обо всем остальном он забывает. Только он сам.
Книгу буду читать, а пока выписываю очень интересные цитаты из интервью. Самое интересное, что и у меня за много лет тоже скопились цитаты по еврейскому вопросу. Их мне еще предстоит разбирать, а пока Солженицын. Вот как он говорит о взбалмошности наших либералов по любому случаю, когда речь заходит о евреях или когда им кажется, что она заходит. “Вышел “Иван Денисович” — антисемитизм. — Да где?! — А вот: почему Цезарь Маркович — не на каменной кладке? — Договорились до того, что антисемитизм и потому, что ни разу в тексте не упомянуто слово “жид”…” Дальше. “Но самое потрясающее было с “Августом 14-го”. Еще он не появился по-английски, еще никто его не мог прочесть в Америке, а уже поднялась кампания, что он крайне антисемитичен, до предела. А именно потому, что я не скрыл, что Богров, убивший Столыпина, был еврей… Дошло до того, что в марте 85-го года американцы собрали сенатские слушания вокруг моего “Августа 14-го” и его “антисемитизма”. Характерно, что никто же не читал”. В своем интервью он говорит, что внутри него никакого антисемитизма нет. Это верно, ни в одном русском антисемитизма нет, его за нас придумали и будут еще долго нас возить носом о лавку по этому поводу. Мне эти цитаты очень близки. Надо их перенести на карточки.
30 июня, суббота. Утром по телевидению слушал о том, как югославское правительство выдало Милошевича Гаагскому трибуналу. Вроде бы это произошло по воле премьер-министра, который даже не сообщил об этом президенту. Величайшая подлость совершилась. В Белграде началось настоящее восстание, по крайней мере, это вызвало целый ряд многотысячных митингов. В этом событии есть опасность и для нас: свидетельство, что власть способна сделать все вопреки воле общественного мнения.
Последнее время я много думаю о поступках и воле президента. Не так уж много у него получается. Это связано с тем, что в социалистической русской стране он ничего не может сделать для всех, грубо выражаясь — для народа. Жизнь народа, села, провинции все время ухудшается, сокращается диапазон народной воли и свободы индивидуума, закованного в экономические неурядицы. Но чтобы что-то предпринять, надо наступить на банкиров, собственников и олигархов. А этого президент не хочет и не может, он уже сроднился с ними. Не сделав выбор в пользу социалистической идеи, Путин потеряет популярность, которая уже уходит. Любовь к нему улетучивается, как когда-то привязанность к Ельцину. Вспомним, Ельцина мы когда-то любили, я сам проехал с дачи 100 километров, чтобы за него проголосовать. В России среднего класса не построишь, мало негров, а русские уже не очень хотят становиться рабами, лучше уж пьянка.
1 июля, воскресенье. Вечером по ТВ-6 — это программа Киселева — Березовского — говорили об упраздненной комиссии по помилованию при президенте. Комиссары жаловались, что за год президент подписал лишь 8 указов о помиловании, это составляет менее одной тысячной процента от количества осужденных, в то время как раньше комиссия этих помилований делала до 0,56 процента. Теперь они требуют от президента объясниться. Так бы, может быть, они и отмолчались, но в обществе пошли разговоры о том, что эту либеральную, построенную на тесной связи друг с другом комиссию могут заменить на другую. Я уже писал в дневнике, что пару лет председатель комиссии А. Приставкин не получает зарплаты, довольствуясь другими благами, которые председатель имеет: машина, зеленый паспорт, связи, лечение, зарубежные командировки и многое другое. Но возможно, в своих размышлениях я не прав, а в А. И. сильно общественное начало, и он любит всех миловать. Выступавшие члены комиссии — М. О. Чудакова, Аркадий Ваксберг, живущий, кажется, почти постоянно в Париже, — расходиться не хотят. Комиссия — это, дескать, связь президента с обществом, поэтому не нужно никаких замен и нельзя, чтобы туда вошли люди из Минюста или прокуратуры, или из Верховного суда, потому что так, видите ли, было при тоталитарном режиме. Не хотят и каких-либо иных фигур, иных знатоков народной жизни. Например, Белова, или Проскурина, или Проханова. Боюсь, что эта комиссия составлялась так же, как в свое время назначались многие министры: торопливо, за преданность идее. А почему, собственно, милостивецы от имени президента должны выбираться не самим президентом, а, скажем, Бурбулисом?
8 июля, воскресенье. Для “Труда”:
“В России определенно существует феномен “черного ящика”. Шутить по этому поводу и в эти дни не приходится. Но в действительности все обстоит именно таким образом: чего только из этого ящика не достают! И главное, как быстро! В ящике — квартиры, компенсации, быстрые страховки, перелеты родных, обещания памятников. Здесь невольно возникает мысль: вот если бы так да по отношению к живым. Телевидение в своих рассуждениях о последней иркутской катастрофе договорилось до того, что вот, дескать, после многочисленных катастроф, не последней из которых был атомоход “Курск”, страна вполне готова и к катаклизмам будущим. Есть наготове психологи, которых не было раньше, и есть методика, так сказать, “после”. Повода для радости здесь мало, так же как и рассуждений о том, что злополучный “Ту” прошел предполетные проверки. Лично меня в этой истории смущает другое — опять же со слов телевидения: пролетав 15 лет в Китае, именно этот трагический самолет по демпинговым ценам был снова куплен Россией. Это же просто какой-то “секонд хенд”! Возьми, боже, что нам не гоже! Невольно вспоминаю огромную великую страну и всемирную державу, которая не носила платья с чужого плеча. В которой существовала жесткая государственная система, отвечавшая за электричество, за здоровье граждан и за воздушные перевозки. Но если бы это была только плата за демократию, а не за чьи-то личные доходы!