Выбрать волю
Шрифт:
Чтобы чем-то занять себя, он привычно задёрнул шторы плотнее.
— Фух! — вытер пот со лба Дерек, освободившись, наконец, от тяжёлых накладок и сгрузив их страже. — А теперь, раз обстрел отменился, давай поговорим по душам, любезный! — бесстрашно прошествовал он к Грэхарду и облокотился на его стол. — Какая муха тебя укусила?
Увы, обезоруживающая фамильярность сработала не лучше шутовства. Владыка грозно прищурился.
Привычно считав его настроения, Дерек скорчил непередаваемую рожу, возвёл глаза к потолку, перетёк в почтительный
— Угодно ли грозному владыке прошествовать в зал заседаний — или будут иные приказания?
Не удостоив его ответом, Грэхард стремительно двинулся на выход, по направлению к тому самому залу. Вздыхая, Дерек поспешил за ним, на ходу проглатывая приходящие ему в голову шутки вроде «нужно распорядиться раздать князьям доспехи» или «нужно сказать слугам, чтобы вынесли графин со стаканами из зала!» Печальный опыт подсказывал, что сегодня эта тактика не будет иметь успеха.
Вопреки мрачным опасениям Дерека, на совете Грэхард пребывал в своём обычном рабочем расположении духа: грозном, конечно, но без излишних эксцессов.
Это внушало некоторый оптимизм; однако за обедом и после ситуация не изменилась. Стоило лишь вскользь упомянуть причину плохого настроения Грэхарда — как тот тут же каменел, начинал катать желваки по лицу и бросал взгляды столь выразительно убийственные, что Дерек посчитал разумным прислушаться к доводам инстинкта самосохранения и не лезть под огонь. В конце концов, это не его дело, ведь так?
...что касается Эсны, её день проходил не менее нервно. С утра она не стала выходить к завтраку и даже подумала было объявить голодовку.
Дело в том, что она почему-то ожидала, что после того, как засветит в Дерека подушкой, к ней непременно придёт мириться Грэхард. То, что Дерек в целом пришёл по своему собственному почину, и отчитываться о результатах своих провалившихся переговоров и не собирался, она не учла. Напротив, она ужасно обиделась, что бездушный и злобный супруг игнорирует её недовольство, поэтому все её усилия были направлены на то, чтобы сломить это игнорирование.
Тактика «пусть увидит, как я страдаю, и усовестится!» показалась ей самой логичной.
С голодовкой, правда, не сложилось, и к полудню она всё же велела принести завтрак — рыдания и истерики, оказывается, пробуждали ужасный аппетит. Но из покоев своих решительно не выходила, чтобы показать всю глубину своей вселенской обиды.
То, что никому не придёт в голову докладывать Грэхарду, что она сидит у себя весь день, она тоже не учла. Мог бы, конечно, что-то сказать Дерек, но ему-то откуда было знать?
Так что Эсна гордо торчала в своих комнатах весь день, ожидая явления раскаявшегося супруга.
Не дождалась и обиделась ещё больше.
Вечером она даже велела служанкам забаррикадировать дверь в покои диванчиками и креслами. Чтобы подчеркнуть своё нежелание видеть всяких заносчивых типов, которые утруждают себя явиться к ней только за исполнением супружеского
Взбешённый Грэхард, который и слышать ничего не желал сегодня об Эсне, конечно, и не планировал приходить, так что баррикада пропала зря.
От этого с утра стало ещё обиднее.
Поджав колено под подбородок, она грустила на кровати, как вдруг, наконец, раздался долгожданный стук в дверь!
Эсна моментально навела на себя самый трагичный и болезненный вид — не то чтобы ей пришлось слишком стараться, выглядела она и впрямь не очень, — но всё это пропало зря, потому что визитом её почтила обеспокоенная небесная княгиня.
— Солнечная, ты приболела? — с порога ласково поинтересовалась она.
От разочарования Эсна расплакалась. Все, буквально все заметили, что с нею что-то не так! — под «буквально всеми» разумелись Дерек и княгиня — а этот чурбан бесчувственный!.. даже вечером не зашёл!..
Княгиня, посозерцав горюющую Эсну и остатки вчерашней баррикады, сделала логичные выводы и со вздохом:
— Ох, Богиня-Матерь! — прошествовала внутрь и присела на краешек кровати. — Ну что же ты, деточка!
— Он меня не любит! — горько пожаловалась Эсна и уткнулась в плечо княгини.
Последовал типичный женский ритуал по успокаиванию: с поглаживанием волос, мягкими утешительными словами и лёгкими прибаутками. Княгиня была в этом весьма искусна, и вскоре Эсна перестала плакать. Однако разговорчивости ей это не прибавило, и на все осторожные расспросы она лишь вздыхала и твердила, что у Грэхарда совсем нет на неё времени.
Проведя в покоях Эсны ещё с полчаса и посчитав тему исчерпанной — в конце концов, что тут можно прокомментировать по поводу степени занятости властителя страны? — успокоенная княгиня ушла к себе, рассудив, что всё само образуется.
Глава четырнадцатая
Но ни на следующий день, ни через один, ни даже через неделю лучше не стало.
Грэхард пошёл на принцип. Чувствуя своё самолюбие задетым, он выправлял его весьма кривым способом: доказывал сам себе, что прекрасно может без этой вот капризной златовласки. Вот прям прекрасно может. Вообще прекрасно.
Поэтому он категорично схватился за все проекты, когда-то отложенные до лучших времён, и, не продыхая, мотался с разъездами, приёмами и совещаниями. На любые попытки поговорить с ним об Эсне от отвечал взглядами столь мрачными и красноречивыми, что оставалось лишь заткнуться и сделать вид, что такой особы не существует.
Что касается самой Эсны, то она, соответственно, разобиделась ни на шутку. С её точки зрения, это Грэхард был кругом виноват, и это ему следовало делать шаги к примирению. Конечно, глупо было ожидать, что он начнёт простаивать под её окнами с цветами — хотя в мечтах ей, разумеется, виделось именно что-то подобное, — но, тем не менее, она не желала идти на мировую без должных извинений с его стороны.