Вычислитель. Тетралогия
Шрифт:
«Ты мстишь им, что ли?» – спросила Кристи.
Вот еще! Эрвин и в мыслях не держал поквитаться с водной фауной за съеденного когда-то Валентина. Что было, то прошло. Он лишь твердо знал, что сейчас – именно сейчас – ему надо хорошо питаться.
Оставив полынью, свернули на юго-восток. Теперь Эрвин и Кристи двигались бок о бок, и другие язычники спешили убраться с их пути. Однажды Эрвин, уловив необычное подрагивание зыбуна, коснулся Кристи.
«Посмотрим?»
Шагах в трехстах от них двигалась группа из четырех человек – трое мужчин, одна женщина. Оборванные, грязные, измученные, похожие на лунатиков, они упрямо брели и брели на восток, к Счастливым островам. У каждого был шест, и шли они двумя связками. Видно было, что они обратили внимание на два взорвавших зыбун щупальца, но ничего не предприняли. Эти четверо уже научились понимать, где настоящая опасность, а где лишь гипотетическая.
«Все равно не дойдут», – безжалостно прокомментировала Кристи.
«Не дойдут, но молодцы, – отозвался Эрвин. – Смотри: кое-чему научились, сохранили часть снаряжения, не остались на Гнилой Мели… Интересно, как они одолели полынью? Хотя они, наверное, обошли ее с юга. Но это какой крюк!»
«Я есть хочу», – пожаловалась Кристи.
«Я найду тебе еду. Но на людей мы охотиться не будем, дадим им шанс…»
Кто, как не Эрвин, понимал, насколько ничтожен этот шанс! И все же, и все же…
Как назло, три дня после этой встречи им не попадалось никакой пищи.
«Ты же теперь вроде как мужчина, – поддел Эрвин Кристи в ответ на ее жалобы. – Кто из нас должен быть стойким?»
«Ты, конечно».
«Нести разом и мужское бремя, и женское? А не слишком ли?»
«Я потом извинюсь. Когда поем».
Поесть удалось не сразу, зато обильно. Помимо «ланей» здесь водились существа, похожие на здоровенных варанов с восемью перепончатыми лапами, – этакие гибриды крокодила и многоножки. Загонная тактика раз за разом приносила результат. Эрвин понимал, что должен как следует отъесться – вдруг у самок язычников имеется привычка поедать более мелких самцов сразу после соития?
Здесь он отдался Кристи. Потом долго висел в черной толще над донной ямой, медленно приходя в себя.
«Ну как?»
«Живой, – ответил он. – Слушай, я не думал, что это будет так здорово… Прямо хоть навеки оставайся язычником…»
Женщина может вознести в облака – и так же легко спустить вниз и шмякнуть о землю. Кристи и в роли самца осталась женщиной.
«Не советую».
«Что так?»
«Самки язычников дают потомство только один раз. Они выползают на мелководье, откладывают в полосе прилива яйца и умирают. Я видела, как это бывает. Вылупившиеся детеныши на первых порах питаются разлагающимся трупом мамаши».
«Утешила…»
«Да. У тебя только одна попытка. У нас, я хотела сказать. Видишь ли… я не знаю точно, но думаю, что самцы язычников тоже умирают. Они сделали свое дело, зачем им жить дальше?»
В словах Кристи был резон. И констатация.
«Сколько у нас времени?»
«Не знаю. Думаю, ты почувствуешь».
Они с удвоенной силой налегли на охоту. Эрвин ел столько, сколько был способен съесть, и его язычник был доволен, не ведая, что будет чудовищно обманут. Простодушные моллюски Саргассова болота еще не поняли то, что давно усвоили люди: слишком умные опасны.
С каждым днем приближался южный берег болота – почти безлюдные места, патрулируемые, наверное, изредка и больше ради проформы. Редкие и, как водится, очень бедные поселки, шайки грабителей из всевозможных изгоев, объявленных в розыск… Не рай, но зато и не пустыня. Для начала нужно оказаться на суше в облике человека – остальное уже гораздо проще…
Выберемся, думал Эрвин. Да, будет непросто, но раздобыть одежду, деньги, документы, принять человеческий вид и в конце концов улететь с Хляби – выполнимая задача. Кристи родом с Тверди? Отлично, улетим на Твердь. Вроде неплохая планета, и там не знают Эрвина Канна. Начать сначала, с нуля? Да запросто!
Поросший лесом берег показался в тот день, когда Эрвин начал чувствовать внутри себя неприятную тяжесть. Край выглядел диким, лишенным даже намека на присутствие человека. У берега кто-то шевелился, и, подобравшись поближе, Эрвин понял, что это издыхающий язычник. Та-ак…
«За мной, – приказал он. – Твоему моллюску еще не хочется удрать подальше?»
«Еще как хочется. Он боится».
«Ему раньше надо было бояться – когда он подцепил тебя. Теперь поздно».
Два дня, питаясь чем придется, они двигались вдоль береговой полосы на запад. Миновали убогий поселок из полудюжины кривобоких домишек, и Эрвин удивился: чем там промышляют люди, как живут? Но, наверное, живут как-то, люди вообще много где ухитряются жить, даже в объятиях донных моллюсков. Но поселок – это хорошо…
Эрвин «пошел на нерест» утром третьего дня. Он был не в силах терпеть дольше. Очень хотелось прогнать прилипчивого язычника-самца, и Эрвин ломал себя, понимая, что не ему этого хочется – самке язычника этого хочется… Перебьется!
Сначала, толкая щупальцем дно, вытащить себя как можно дальше на мелкое место. Развернуться. Та-ак, получилось… Теперь найти опору, захватить ее щупальцем и подтягивать себя. Вон хороший валун тонн на двести… а за ним толстое дерево, должно выдержать. Ну…
Щупальце дотянулось до валуна.
«Готова? Держись!»
Сразу стало тяжелее – он тянул из болота двоих, напрягая все силы, пресекая все попытки язычника расслабиться и умереть на мелководье, а не на берегу. В какой-то момент стало легче, и он понял, что избавился от беременности. Но тотчас стало еще труднее, тело сделалось ватным, и Эрвин усомнился, сможет ли довести начатое до конца.
Надо… Любое живое существо тянется к приятному, но лишь человек способен заставить себя делать то, чего ему не хочется. И себя, и других, более низких разумом существ.
Даже (или тем более?) своих симбионтов.
Тяни… Тяни… Перехватись – вон дерево. Тяни…
Потемнело в глазах – во всех глазах, что имел язычник. Уже вытянув на берег два громоздких слизистых тела, Эрвин, ничего не видя и не понимая, что совершил невозможное, продолжал исступленно тянуть, выгадывая лишние и уже бессмысленные сантиметры. Так и нужно, упрямо бормотал он про себя. Разве это не единственное достойное человека занятие – тянуть из болота себя и других?
А там разберемся… Твердь? Пусть будет Твердь. Нормальная планета, не лучше и не хуже других. Будем жить там как нормальные люди, Эрвин Канн научится там простым человеческим радостям, и никто никогда не спросит его, сколько будет девятьсот тридцать семь умножить на триста семьдесят девять…