Выцветающий призрак
Шрифт:
— Кажется, я готов, — отдышавшись, сказал румын.
Еще минута кряхтящих поступательных движений. Лиза рассматривала стол и бутылки с соджу.
— Все, все, я все, — послышалось позади нее.
Девушка не знала, смеяться ей или плакать. Она просто надеялась, что не все европейские мужчины такие.
— Еще раз? — спросил Пеша с дивана.
— Мне в монастырь завтра, — промямлила Захарина.
Они поднялись, застегиваясь и неловко косясь друг на друга.
— Было… ничего так, — резюмировал румын, — Спокойной ночи?
— Спокойной ночи, — покивала
Хорошо бы не увидеть его с утра.
***
Автобус катил среди зеленых холмов. Лизе хотелось уединиться, но на соседнем ряду сидел темноволосый парень. Кроме них никого не было. И чем ближе автобус подбирался от Пуана к Наесосе, тем больше закрадывалось подозрений, что едут они в одно место.
Так и вышло.
Оба выбрались перед длинной аллеей.
— В монастырь? — почесав бровь, уточнил сосед.
— В монастырь, — откликнулась Лиза, чувствуя, скорее, раздражение от навязанной компании.
— Лука. Я из Италии.
— Лиза. Россия.
Если на то пошло, Лука тоже был симпатичным, но Захарина сразу отмела все подобные мысли. У него был аскетичный вид католика, строгий и неприступный. Такие носят локоны девушки в медальоне, и влюбляются в ранней-ранней юности на всю оставшуюся жизнь.
Они пошли по аллее, деревья сплетались над головами.
— Как ты здесь оказался? — спросила Лиза для поддержания беседы.
— Учусь на архитектора. Вся группа из университета посещала монастырь на прошлой неделе, а я не успел присоединиться.
— Понятно.
Они подошли к воротам. Сразу за ними холм начинал бежать вверх. Дорожка проходила под домиком на сваях и по лесенке поднималась на один с ним уровень. Людей не было.
Они покрутили головами.
— И куда идти?
Лизе помогло знание корейского.
— Здесь написано! — воодушевившись, ткнула она на приколотую бумажку, — Это чайный домик, а ресепшен в том направлении!
И, окрыленная своим открытием, унеслась за поворот.
Лука нагнал ее, когда она ломилась в комнатку, похожую на охранку, совмещенную с администрацией. Навстречу вышел кореец лет сорока, с седоватыми прядями до плеч, в рок-футболке и с браслетами-фенечками на запястьях.
— Да, да, вам сюда, — на безукоризненном английском встретил он, — Для простоты можете звать меня Джорджем, я координирую туристов.
— У нас сейчас остановились еще папа с дочкой, они корейцы, — продолжил Джордж, — Кто-нибудь из вас что-то знает о церемониях? Распорядке?
Лиза и Лука отрицательно покачали головами.
— Тогда я проведу вас в комнаты, — терпеливо кивнул кореец, — Через час будет экскурсия по монастырю, а потом я расскажу вам про вечернюю службу, она в семь вечера.
Комнаты располагались в соседнем домике, на территории, запрещающей вход посторонним. Дом делился на шесть помещений, каждое со своим входом с крыльца. Лизе и Луке подобрали резиновые тапочки и выдали по стопке одежды. Огромные серые штаны, огромная серая жилетка, широкополая шляпа.
Комната была даже чересчур просторной и отремонтированной. И пустой. Кроме столика, куда отправился лизин рюкзак, и расписания на стене, здесь ничего не было. Чистые бежевые стены переходили в чистый линолеумный пол. Свернутые постельные принадлежности занимали еще один угол. Издревле корейцы спали на полу.
Раздвигающиеся двери делили комнату на две части — для двух человек, — но у Лизы не было соседки. В задней части находились на миллион процентов современные душ и туалет. Ну а довершали картину двери на улицу: сначала хлипкая деревянная перегородка, затем бумажная перегородка, и, наконец, занавесочка. Окон не было. Длинное крыльцо украшали деревянные колонны и тапочки проживающих.
Храм изнутри выглядел больше, чем казался снаружи. И, в отличие от других построек, не был покрыт ни одним слоем краски. До этого по всей Корее Лиза видела храмы коричневых, желтых, салатово-голубых цветов той или иной степени облезлости, а здесь этого не было. Просто очень древнее, выцветшее дерево.
Главные двери служили для монахов, туристам полагалось входить сбоку. И передвигаться все время лицом к статуям божеств. Не разворачиваясь, брать пуфики в углу, и находить удобное место. Лиза и Лука спрятались за Джорджем — он объяснял им правила до ужина, но наставления казались сложными, и оба чувствовали себя неуверенно. В ожидании начала Захарина разглядывала храм. С балки под потолком свисал деревянный дракон, держащий в зубах рыбу — реалистичный, почти живой.
Вошел монах. К слову, Джордж единственный из обитателей монастыря не носил послушничью одежду и расхаживал в рок-футболке. Монахи передвигались в серых одеяниях, перетянутых красными поясами. По словам Джорджа, их было двадцать шесть человек, но Лиза видела от силы пять — и тех в столовой во время ужина.
Монах неторопливо копошился в углу храма. Наконец, с колокольчиками, щеточками и погремушками подошел к гонгу и начал церемонию.
Пространство зазудело мерными ударами и вибрирующим речитативом. Гости повторяли за монахом, стараясь попасть в слова. У Лизы и Луки лежали на полу распечатки с английской транскрипцией — мешанина слов и букв, даже отдаленно не напоминающая оригинал. И тут к словам добавились поклоны.
Сто восемь поклонов и простираний.
Все шло одновременно с мантрами. В поклонах приходилось изворачивать голову и судорожно искать по тексту, что сейчас зачитывается. Божества, обложенные фруктами и цветами, ехидно смотрели на них с пьедестала.
— На утренней церемонии меня с вами не будет, — сообщил Джордж после окончания, — Но вы уже все видели, справитесь без меня сами.
— Сами?! — в один голос воскликнули Лука и Лиза.
— Ну да, просто подходите к храму в четыре утра, берете пуфики… А сейчас поторопитесь, через десять минут чаепитие с монахиней! Пойду ее звать, — и он исчез среди домиков, оставив европейцев осмысливать информацию.
Ее звали Чан Ми. По лицу послушницы невозможно было определить возраст. Голова обрита налысо, и она носила маленькие круглые очки. Единственная в монастыре женщина.