Выход из кризиса есть!
Шрифт:
На этом этапе произошли две любопытные вещи. Во-первых, ювелиры поняли, что не обязательно держать все золото в сейфах. Вероятность того, что все, кто оставил его на хранение, одновременно потребуют золото назад, невелика, поэтому безопаснее (как правило) большую часть ссудить, оставив немного в качестве резерва. Во-вторых, квитанции на сданное на хранение золото начали циркулировать как своего рода валюта. Можно не расплачиваться золотыми монетами, а передать право собственности на их часть, сданную на хранение, и полоска бумаги, соответствующая этим монетам, приобретет такую же ценность, как сам драгметалл.
Именно этим
Пока все хорошо, банковская деятельность по большей части приносит огромную пользу не только самим банкирам, но и экономике в целом. Однако иногда банковский сектор может столкнуться с проблемами, поскольку эта структура строится на том, что все вкладчики одновременно не пожелают изъять средства. Если по какой-то причине все или, по крайней мере, многие клиенты одновременно решат забрать свои деньги, банк столкнется с серьезными трудностями: свободной наличности у него нет, а если он попытается продать кредиты и другие активы, то выставлять их придется по бросовой цене, что вполне может привести к банкротству.
Но что может вынудить вкладчиков банка одновременно изъять свои средства? Страх, что банк обанкротится… Возможно, из-за того, что слишком много вкладчиков пытаются изъять средства.
Таким образом, неотъемлемой чертой банковской деятельности является возможность массового изъятия вкладов — внезапной потери уверенности, которая вызывает панику и в конечном счете превращается из прогноза в реальность. Более того, массовое изъятие вкладов может оказаться «заразным». Во-первых, паника имеет свойство распространяться на другие банки, а во-вторых, когда один банк выставляет на продажу свои активы по бросовым ценам, падает стоимость активов других, и они сталкиваются с такими же финансовыми трудностями.
Некоторые читатели, наверное, уже заметили явное сходство между логикой массового изъятия банковских вкладов, особенно «заразного», и моментом Мински, когда все одновременно пытаются выплатить долги. Главное отличие состоит в том, что высокий уровень долгов и левериджа во всей экономике, создающий предпосылки для момента Мински, наблюдается достаточно редко, тогда как высокий уровень левериджа у банка — это норма, и внезапная утрата доверия может стать самосбывающимся прогнозом. Можно сказать, что риск массового изъятия вкладов — неотъемлемая черта банковской деятельности.
До 30-х годов ХХ века существовали два главных подхода к проблеме массового изъятия вкладов. Во-первых, сами банки старались выглядеть максимально надежными, при помощи как визуализации — поэтому их здания часто были похожи на громадные мраморные дворцы, — так и очень осторожной политики. В XIX столетии «коэффициент достаточности капитала» часто составлял от 20 до 25 %, то есть стоимость вкладов доходила до 75 или 80 % от стоимости активов. Это означало, что банк XIX века мог потерять от 20 до 25 % денег, которые ссудил, но все равно смог бы полностью расплатиться с вкладчиками. В отличие от тех банков накануне кризиса 2008 года капитал многих финансовых учреждений покрывал лишь несколько процентов активов, так что даже небольшие потери могли «сорвать банк».
Во-вторых, предпринимались попытки создать «кредиторов последней инстанции» — институты, которые могут финансировать банки в случае общего приступа страха среди вкладчиков и таким образом обеспечить им выплаты и нейтрализовать панику. В Великобритании эту роль в начале XIX столетия взял на себя Банк Англии. В Соединенных Штатах на панику 1907 года оперативно отреагировал Дж. П. Морган [17], и понимание того, что всегда рассчитывать на Дж. П. невозможно, привело к созданию Федеральной резервной системы.
Впрочем, в 30-х годах прошлого столетия этих традиционных мер оказалось недостаточно, и в дело вмешался конгресс. Закон Гласса-Стиголла 1933 года и аналогичные законы, принятые в других странах, установили систему «дамб» для защиты экономики от финансовых наводнений. Примерно полвека эта система прекрасно справлялась с поставленной перед ней задачей.
С одной стороны, закон Гласса-Стиголла провозглашал создание Федеральной корпорации по страхованию депозитов (ФКСД), которая гарантировала (и сегодня гарантирует) защиту вкладчиков при крахе их банков. Если вы видели фильм Фрэнка Капры «Эта прекрасная жизнь» («It’s a Wonderful Life»), где есть эпизод с массовым изъятием вкладов в банке главного героя, вам будет интересно узнать, что эта сцена давно устарела: в то время, то есть после Второй мировой войны, вклады уже страховались и массовые изъятия остались в прошлом.
С другой стороны, закон Гласса-Стиголла ограничивал степень риска, на который мог пойти банк. Это было необходимо в связи с введением страхования вкладов, которое могло создать огромный «моральный риск». Иными словами, могла возникнуть ситуация, когда банкиры без всяких помех — все застраховано правительством — собирают много денег и вкладывают в высокорискованные и высокодоходные проекты, посчитав, что в любом случае ничего не теряют. Первая из многочисленных катастроф, связанных с дерегуляцией, произошла в 80-х годах ХХ века, когда ссудо-сберегательные учреждения наглядно продемонстрировали, что такого рода азартная игра, оплачиваемая налогоплательщиками, вполне реальна, а не является лишь теоретически вероятной.
Таким образом, банки обязали подчиняться определенным правилам, которые не позволяли рисковать средствами вкладчиков. Самое интересное, что любой банк, принимающий вклады, был ограничен в выдаче кредитов. Средства вкладчиков нельзя было использовать для игры на фондовых и товарных рынках. Одному и тому же учреждению запрещалось принимать вклады и осуществлять спекулятивные операции. Все это значит, что закон строго разграничивал обычную банковскую деятельность, которой занимались такие банки, как «Chase Manhattan», и инвестиционную банковскую деятельность, на которой специализируется, например, «Goldman Sachs».