Выход в свет. Внешние связи
Шрифт:
— У тебя переутомление, — продолжил декан тоном заботливого врача. — Я тысячу раз говорил и еще раз повторю: как бы ты не предавался самобичеванию, мы поступили единственно правильно. И гуманно.
— Привесьте мне крылья и поставьте на аллее в теплой компании, — ответил с сарказмом Альрик. — Скорее, мы сгорим в аду за извращенную трактовку общечеловеческих ценностей. А ведь есть выход, Генрих Генрихович. Остановить, сломать гидру!
— Не нам с тобой решать…
— Я давно думаю над этим вопросом, — будто не слыша, продолжил профессор. — Набросал кое-что.
— В нашу сторону давно косятся. По министерству циркулируют слухи о неблагонадежности. Не стоит усугублять подозрения.
— Придумаем подходящее алиби. Спишем на естественный физический износ или на природные аномалии, — сказал собеседник и цинично усмехнулся: — Ведь их немало под фундаментом института, не так ли?
Стопятнадцатый покачал головой.
— Не сейчас, Альрик, не сейчас. Возможно, позже. Мне нужно подумать. Знаешь, что ректор поселился в министерстве? Старается ради нас, закрывает прорехи на подштанниках.
— Или подыскивает теплое местечко?
— Опять вылезла твоя мнительность, — ответил декан с укоризной.
— Разумная предосторожность. Пойдем, — профессор махнул рукой, и мужчины двинулись по коридору.
О, слава вам, высшие силы! Увлекшись разговором, собеседники не заметили меня, размазанную по стене. Однако, сегодня у Альрика отвратительное настроение. Попадешь ему случайно под руку — придушит и не заметит.
Голоса удалялись, и я, опомнившись, двинулась следом. Даже если меня застукают и схватят, пусть это сделают Стопятнадцатый или профессор.
Осторожно заглянув за угол, я заметила, как мужчины повернули налево, и припустила за ними. Притормозив перед поворотом, опять высунула нос и увидела, как белый халат мелькнул вправо. Так и перемещалась короткими перебежками, торопясь за деканом и профессором, и, увлекшись погоней, успела запамятовать, куда мне требовалось попасть.
Странный вышел разговор, — задумалась я, крадясь вдоль стены. О чем или о ком увлеченно спорили мужчины? Вернее, спорил Альрик, а декан невозмутимо осаживал эмоциональные всплески молодого коллеги. Жаль, нет возможности подслушать продолжение разговора — беседующие удалились на приличное расстояние.
Выглянув из-за угла, я чуть не ткнулась в спину Альрика. Метнулась обратно и слилась со стеной, вжавшись. Не заметь, не увидь, не услышь! — умоляла, зажмурившись.
— Что случилось? — прогудел Стопятнадцатый. Близко спросил, почти над ухом.
Профессор ответил с опозданием. Наверное, отсеивал от ночной тишины чье-то частое от бега дыхание.
— Ничего. Показалось. Пройдем ко мне?
— С удовольствием, — согласился Генрих Генрихович, и мужчины двинулись дальше.
А я, облившись потом от перенапряжения, съехала по стене на корточки. Вообще-то уже первый час ночи, чтобы предаваться удовольствиям.
Оглядевшись, я поняла, что вышла к лестнице, ведущей в закрытую лабораторию Альрика. Есть счастье на белом свете! Отсюда к чердаку есть короткая дорога, и моя зрительная память сейчас будет отдуваться как миленькая.
Домчавшись до люка, я забралась наверх. Натянула оставленные на чердаке вещички. За время отсутствия одежда промерзла, но меня так перетрясло в лабиринтах этажей, что холод не ощущался. Флакончик с мазью занял место на тумбовом столе. Жаль, без сопроводительной записки, но, надеюсь, А. не дурак и поймет, как распорядиться снадобьем. На всякий случай завтра продублирую ночную посылку посланием.
Взяв сапоги под мышку, я спустилась с чердака и направилась к тупиковой лестнице в северном коридоре. Теоретически данный путь был давно проложен пером на схемах, предоставленных деканом, пока их не порвал друг Касторского. Практически требовалось восстановить из закоулков памяти обрывочные кусочки карты и постараться снова не заблудиться.
Наверное, местный домовой утопал спать, уморившись кружить меня по путанице переходов и коридоров, потому что после недолгих хождений ноги привели прямиком на второй этаж к нужной двери с перекладиной, где я и обулась.
Попробовала пошевелить узкий брус, и он с легкостью приподнялся в пазах и вернулся на место. Эхо стука разнеслось по лестнице, наверное, от холла и до крыши, заставив меня замереть. Вообще, этой уголовной ночью я только и делала, что без конца затаивалась и прислушивалась, напрягая барабанные перепонки. Скоро уши превратятся в подвижные локаторы как у марсианина.
Пришлось повозиться, прежде чем перекошенная перекладина одним концом опустилась вниз, а вторым — приподнялась над пазом. Дверная створка, на удивление, не заскрипела, будучи отворенной, и лицо ударил ледяной шквал, хотя трескучие морозы недавно отступили. Видимо, из-за ночных похождений мой организм разгорячился как после бани.
Я не стала открывать дверь широко, потому что поднятый брус держался на соплях. Не ровен час, загремит по ступеням до холла, прямиком в лапы к Монтеморту, и докатится до сторожа, трущего заспанные глаза.
Протиснулась в узкую щель, и сапоги загрохотали по крохотной металлической площадке. Да что же сегодня за ночь? Усиливает звуки так, словно вопят мощные динамики.
Опять притаившись, я выждала, нет ли погони. Осталась не менее важная заключительная часть — заметание следов. Просунув руку в щель между створками, на ощупь поддавила брус, уповая на удачу. Перекладина неустойчиво зашаталась, приготовившись вывалиться из пазов. Но мне требовалось, чтобы она опустилась шлагбаумом на законное место.
Закусив губу, я сомкнула обе створки и слегка дернула дверь. Ни ответа, ни привета. Пришлось дернуть посильнее, и сердце в который раз за сегодняшнюю ночь остановилось в тревожном ожидании. А затем раздался громкий бах, и дверь всколыхнулась.
Разве что мертвеца, объеденного Нектой сто лет назад и закопанного в дальнем углу подземелья, не разбудил упавший брус. А упал он аккурат в пазы, вернувшись в первоначальное нетронутое положение, ибо дверь оказалась плотно запертой.
Ура! Избавление! Свобода!