Выход
Шрифт:
– Как вы сюда попали?
– спросил он, сжав кулак.
– Есть же законы, я могу полицию вызвать.
– Полицию!
– отозвался голос старшего.
– Зачем же полицию, мистер Хартер? Мы предупреждали, что еще придем. И вам стоит на секунду задуматься, хотите ли вы, чтобы кто- нибудь узнал, почему мы здесь. Разумеется, мы сожалеем, что разбудили вас в такую рань. Но вы спали так крепко! Боюсь, вы не оставили нам выбора. Честное слово, мы стучали.
– Да, мы стучали, можете не сомневаться. Мы оба постучали дважды.
– И дверь была открыта, мистер Хартер, как будто вы ее нарочно так оставили. "Он, должно быть, ее нарочно так оставил, - сказал мой друг.
– Для нас". Но вам пора вставать, времени нет.
– Ночь на
– Но Хартер уже наклонился к часам и увидел, что почти пять.
– Ладно, все равно больше не усну. Кошмарная ночь, - и откинув одеяло, он с такой силой сбросил ноги с кровати, что один из посетителей отпрыгнул.
– Но вы согласились на встречу, - сказал старший, все еще стоя у кровати.
– Мы так поняли. Мы думали, вы будете готовы.
– Черт знает что, - ответил Хартер, шагнув к стулу, куда кинул рубашку и штаны.
– Полагаю, мы все согласны, что это черт знает что, мистер Хартер. Вопрос в том, как найти удовлетворительное решение проблемы. Что касается раннего часа, мы, разумеется, приносим свои извинения, хотя по справедливости вы должны признать, что мы также встали очень рано, причем по делу, которое нас непосредственно не касается. Мы были бы вам очень признательны, если бы вы поторопились. Нам самим нужно на работу - целый рабочий день после всего пяти часов сна. Вы себе представляете, что такое целый день работать, проспав всего пять часов? Но сегодня необычный день - уверен, вы со мною согласитесь.
– Совсем не обычный день, - сказал второй.
– Во всяком случае, не в обычном смысле.
– И почему тогда мы столько болтаем?
– спросил Хартер, сгреб одежду и направился в ванную.
– Я хочу с этим покончить не меньше вашего.
– В ванной он умылся и влез в одежду - ощущение было такое, будто он в перчатках: ему едва удавалось протиснуть скользкие пуговицы в мелкие петли. В сумеречном свете ночника он провел щеткой по волосам и подумал, что все это сплошной абсурд, ему следует выставить их за дверь и лечь спать дальше, разобраться со всем в ясном утреннем свете. Ему казалось, что при малейшем признаке сопротивления они капитулируют и оставят его в покое, он даже спросил себя - может, они втайне надеются, что он избавит их от хлопот? В конце концов, разве один из них не намекнул с самого начала, что они, как и он сам, находят это все отвратительным. Но ему не терпелось отделаться. Если человечку так хочется его увидеть, то Хартер чинить препятствий не станет; он потянулся к полотенцу вытереть пальцы, и отдернул руки, когда из складок бесшумно вылетела ночная бабочка.
Прижав палец к губам, он повел визитеров по сумрачной лестнице; каждую площадку освещала двадцатипятиваттная лампочка в абажуре из желтой вощанки с бурыми пятнами ожогов.
На темном крыльце он разглядел облачко собственного дыхания. При виде перистого, хрупкого на вид пара ему стало холодно и чуточку странно - точно человеку его габаритов следует дышать солиднее. Черно-серое небо на горизонте окрашивалось сернистым мерцанием. Никаких звезд: лишь это мерцание, позаимствованное небом у неоновых вывесок и натриевых фонарей. Верхушки остроконечных крыш двухэтажных домиков черно выделялись на фоне неба.
Мужчины провели Хартера к припаркованной машине.
– Куда мы едем?
– прошептал он, садясь на переднее сиденье.
– На вашу встречу, - ответил старший. Хартером овладело непреодолимое желание закрыть глаза. Веки жгло, он ощущал горячечное тепло и вдруг вспомнил, как в детстве боролся со сном в поездках затемно, балансировал на грани полудремы, все больше сдаваясь вкрадчивой усталости, что ощущалась сладостью. Тотчас выпрямился. Важно оставаться начеку. Машина свернула и теперь проезжала бакалею Козловски, где в зеленоватом свете уличного фонаря на краю мусорного бака, подобрав под грудь лапы, сидела ржавого цвета кошка. В темной витрине Хартер разглядел телеграфный столб, а сквозь него - смутную пирамиду растворимых супов. На секунду закрыл глаза, а открыв, увидел,
– Куда, вы сказали, мы?
– услышал Хартер собственный голос, и ему показалось, что в ответ прозвучало слово "рандеву" - оно засело у него в мозгу: ранда вуранда вуранда, - и он смутно удивился: куда подевались старые уличные фонари, утешительные уличные фонари, что, казалось, светили добрее, чем эти? Потом его подбрасывало на разбитой дороге меж лугами с высокой травой и рядами некрашеных заборов. Машина остановилась на травянистом склоне под деревом. Хартер почувствовал, как она слегка накренилась. На фоне бледневшего неба чернели деревья. В десяти футах стояла другая машина.
"Они меня убьют", - подумал Хартер и, выйдя из машины, остановился, сделав шаг.
– Не знаю, что вы задумали, - сказал он, - но я туда не пойду.
Провожатые обменялись взглядами и отвернулись.
– Разумеется, - сказал старший с неожиданной усталостью в голосе, - это целиком ваше дело.
– Он понизил голос.
– Мне не следует это говорить, но должен признаться, что мне не слишком нравится такой способ решать проблемы. И чуть громче: - Полагаю, я должен добавить, что бояться вам нечего. Мы вам не друзья, мистер Хартер, - отнюдь. Мы его друзья, и нам совершенно безразлично, как именно вы себя повели по отношению к нему. Но было бы ошибкой делать вывод, что мы ваши враги, хоть мы и привезли вас сюда по его просьбе. Мы не можем насильно отвести вас на эту встречу - и не стали бы, если бы могли. Это исключительно ваше дело. Разумеется, он опять с вами свяжется. Он не из тех, кто забывает, особенно если речь идет о болезненных вопросах, подобных этому. Он будет настаивать на встрече с вами. Он ни за что не сдастся. Рано или поздно...
– Ох, давайте к делу уже, - сказал Хартер, поскольку все приключение вдруг стало каким-то нелепым. Двое мужчин, занимающаяся заря, мрачный лес - на самом деле, Линкольн-Форест, куда он всего неделю назад ездил на пикник, - вся эта ахинея из старых фильмов, названия которых невозможно запомнить. Он оскорбил человечка и теперь должен подниматься среди ночи и участвовать в ритуалах какого-то фарсового свидания. Это, по крайней мере, ясно. Двое мужчин посмотрели друг на друга, словно сомневаясь, и повернули к тропинке. Хартер последовал за ними, кинув взгляд на другую машину. Машина Марты? Он был в этом уверен. Конечно же: человечкина машина. На мгновение он представил себе Марту внутри - связана, с кляпом во рту, отбивается, корчится, - но резко качнул головой и пошел по тропинке.
Вставало солнце, небо впереди стало темно-серым с белесой полосой, но за лесную тропинку все еще цеплялась ночь. Они шли друг за другом - сначала старший, потом Хартер, за ним второй. От резких лесных запахов Хартеру жгло глаза: запах влажной земли, сладкий аромат гниющего дерева и пышных папоротников размером с павлиний хвост. Странное возбуждение овладело им, он втянул в себя резкий свежий воздух, от которого защекотало в носу, а на глаза навернулись слезы. Он готов исправиться. Он скажет человечку все, что тот потребует. Да разве сам факт его присутствия - не доказательство его добрых намерений? Он ни секунды не хотел причинять вреда. Чувства Хартера распахнулись, он словно все принимал: огромные жесткие белые наросты на стволе, точно прилипшие к дереву блюдца, желтую обертку от жвачки возле корня, бледный, совсем бледный голубой клочок неба в черной листве, тук-тук-тук какой-то птицы, будто ложка постукивает по ободку деревянной салатницы.