Выходы из тела. Управление реальностью
Шрифт:
Я вышел из машины в состоянии глубокой подавленности. Уголовников у нас в роду я не припомню. Питерский, как ни в чем ни бывало, по-хозяйски залез в кабину одного из грузовиков. Через пять минут он уже выходил из него, рассовывая по карманам деньги и подзывая к себе следующего водилу.
— Лёха! — Только и успел крикнуть я, увидев бегущих к нам вооружённых автоматами людей в милицейской форме.
Дальше помню только бег. Бег по лесу изо всех возможных сил. Я и не знал, что могу так быстро бегать. Я просто летел. Думаю, что Остап Бендер, убегая от васюковских шахматистов, бежал значительно медленнее. Что ему грозило? Ну получил бы по башке шахматной доской, да и всё. В моём же случае получить по башке означало бы только начало неприятностей. Про себя я решил, что даже если будут
Видимо силе угодно было проявить себя именно в такой роковой момент моей жизни. И явила она себя настолько очевидным образом, что, даже никогда не задумываясь об этом до своих восемнадцати лет, я вдруг нутром почувствовал, что всё не так просто.
Я уже не бежал, а шел по лесной дороге в направлении города. Здесь по близости была автобусная остановка. Хотя я понимал, что лучше бы взять попутную машину, но денег не было. Да и уже подкатывала какая-то апатия. Будь что будет, тем более что на ситуацию я не влиял.
Вдруг я резко остановился. Не было никаких видимых причин для этой остановки. Просто остановился и всё. Ноги как приклеились к земле. Из головы улетучились все мысли. Это был какой-то ступор. Я стоял и просто рассматривал дорогу, окружающие деревья и затем большой куст, стоящий в двух метрах слева от меня. Я стоял не меньше минуты, тупо разглядывая ветки и листву этого куста. И тут я услышал звук мотора. В моём направлении явно двигалась машина. Мгновенно выйдя из коматоза, я буквально нырнул в этот куст. Кто бы там ни был в той машине, я хотел только одного, слиться с кустом. Было понятно, что если бы я замешкался с прыжком, то непременно был бы замечен, так как лес стал редким и единственным местом, где можно было спрятаться, был этот куст. На всём протяжении докуда хватало взгляда, ничто не могло быть убежищем, кроме этого куста. Я лежал в позе зародыша, уткнувшись головой в землю, и мечтал только об одном, чтобы не услышать, как машина остановится около меня. Она проехала. Выглянув из-за куста, я увидел удаляющийся Уазик, имеющий характерную милицейскую окраску. Поняв, что теперь спешить некуда, я лежал под этим кустом до вечера. Не смотря на всю трагичность ситуации, я всё же не мог не обратить внимание на то, каким образом оказался под кустом.
Времени до вечера было достаточно, чтобы подумать ещё и об этом. Теперь, более спокойно осмотрев местность, я мог быть в полной уверенности, что никаких других укрытий действительно не было. Получается, что если бы я прошёл этот куст, не остановившись, то был бы замечен милицией и, скорее всего, задержан, так как сил бегать уже не было. В тот момент я остановился и впал в какой-то ступор на минуту или немного больше, что и задержало меня у куста. Остаётся вопрос. Что это было? Кто меня остановил таким очевидным образом? Я родился в семье атеистов, чему был рад и тогда, и сейчас. Поэтому однозначных ответов, укладывающихся в схемы каких-то религий, я себе не давал. Ясно было одно, это «что-то» мне помогло, причём помогло, буквально выключив меня, и направив в нужном направлении. Возможно даже, что вся ситуация того дня была лишь для того, чтобы я осознал существование этой странной внешней силы.
А, осознав это, я подумал, что раз так, то всё должно кончиться хорошо. Ну зачем мне так явно помогать, если потом я всё равно должен попасть в милицию. Проще было посадить меня в тот Уазик уже сейчас.
И впервые в жизни я испытал то удивительное чувство, которое приходит к человеку, столкнувшемуся вдруг со своим хранителем, и понявшему, что он больше не одинок и, в сущности, бояться нечего. А мы не только столкнулись, но и можно сказать помахали друг другу руками.
История закончилась для меня и Лёхи благополучно. Он тоже сумел уйти от погони. А Питерский, понимая, что пойдёт организатором преступной группы, просто взял всё на себя, выведя нас из-под удара. Чем, кстати, существенно сократил себе срок. Он освободился через четыре года.
Другое описываемое событие происходило в первые месяцы моего переезда в Москву. Но хотя я и сейчас воспринимаю себя, как, в общем, молодого человека, тем не менее, хочется сказать, что всё это происходило в далёкой молодости. Кроме всего прочего, удивительным было то, что ключевая встреча снова произошла на Тверской улице.
«Мама это рок-н-ролл, рок это я-а-а-а-а!!!»
Водка могла идти и без закуски. Закусывали русским роком в целом и Шевчуком в частности. Кто сказал, что мы плохо жили? Если человек говорит, что его молодость была ужасна, то, может быть, он ещё не слишком состарился. Я приехал в Москву, узнав, что цены на мои профессиональные услуги в столице в три раза выше, чем в моём городе. Наверное, это была слабая мотивация, учитывая, что другие приезжают, ни много, ни мало, завоёвывать Москву. Мне было не до таких высот. В моей жизни были и есть люди, о которых я должен заботиться, а не витать в облаках. (Это я так оправдываю мелкий масштаб своей личности.)
В то время в промежутках между работой ради денег я какое-то время плотно общался с людьми, которых иначе как бродячими музыкантами назвать не могу. И хотя они почти сплошь были, в отличие от меня, коренными москвичами с московской пропиской и жилплощадью, был в них какой-то дух бродяжничества и пофигизма. Мне доставляло удовольствие это общение, тем более что я, конечно, излишне романтизировал их образ. Это были интеллигентствующие лентяи, живущие одним днём. Этакие динозавры эпохи хиппи. Играли и пели в переходах и других подобных местах. В общем, романтика подземелья. Я не долго ходил со шляпой, собирая с прохожих пожертвования бедным музыкантам. В какой-то момент я даже сам запел. Говорили даже, что неплохо, хотя и продолжалось это очень недолго. Во всяком случае, поддатые прохожие, задерживающиеся около нас, не разбегались при моём пении. Этот более чем странный образ жизни я вёл, неосознанно стремясь придать хоть какой-то объём, стремительно сплющивающемуся и плющившему меня миру.
Но это всё же не был безобидный уход от реальности. Я всё явственнее чувствовал себя пикирующим самолётом или парашютистом, выпрыгнувшим без парашюта. Хотя алкоголь ещё не превратился в проблему, всё явно шло к тому. Появилось ощущение, что стремление расширить границы таким способом может дороговато обойтись. Но, конечно, такие мрачные мысли приходили не так уж часто, и отгонялись до будущих времён. Да и в моём трезвом окружении не было людей, которых я считал бы достаточными авторитетами, чтобы прислушиваться к ним. «Что вы понимаете, говорил я им, ведёте свою серую жизнь, ну и ведите».
В тот вечер был, можно сказать, целый концерт. В Сокольниках мы собрали прохожих человек тридцать. Неслыханное число. Аншлаг и полный успех. Как бы сказали настоящие артисты: «они были у наших ног». Потом сидели в какой-то тошниловке. Расходиться начали поздней ночью. Метро уже не работало, а места в такси для меня не оказалось. Никаких проблем, доберусь, тем более что мне на восток, а им на запад. Они уехали, а я, пошарив по карманам, понял, что на такси явно не хватает. Можно было конечно расплатиться по месту, но настроение было такое, что, движимый алкогольными парами и романтикой в одном месте, я решил прогуляться по ночной Москве. Лето. Молодость. Чего не прогуляться то?
Гулял всю ночь. Периодически отдыхал, то в дешёвых ночных кафешках, то на каких-то вокзалах. Так дошёл до Кремля. У приезжих провинциалов это притягательная цель. Ранним утром я зачем-то оказался на Тверской. Было не более шести часов утра. Мне никогда раньше не приходилось видеть Тверскую такой пустынной. Редкая машина нарушала внезапную тишину обычно шумной улицы. Я только что купил жестяную банку пива и направлялся в сторону метро, чтобы наконец-таки поехать домой.
Вдруг я внезапно остановился оттого, что увидел, как мне на встречу идёт Божество.