Выкидыш
Шрифт:
Кто разделит наше горе?!
Бог!
«Я трепыхаюсь, а выбрать не получается. Изломанная, попорченная жизнь. Бессмысленная попытка к эмиграции. Какая же маета и тоска на сердце. Всё, правда! Все предупреждения об ошибке, о невозможности моего поступка, о моей глупости. Всё! Всё! Правда! Ничего кроме правды. Но это уже какая-то иная правда. Ибо я почти конченый человек. Разве что чудо ещё может меня спасти! Спасти от меня самого? Нет, этого уже недостаточно! Спасать надо от того ужаса, в котором я оказался, от того надлома душевного, который расширяется на глазах, ежечасно и ежеминутно, угрожая уже существованию моему физическому.
Но кому я обращал эти слова? Кого я возненавидел? Сарру свою, мать моего умершего ребёнка?! Себя?! Как тебе не стыдно! Может быть, эти твои слова о ней! её отвратили от ребёнка!? Забрали последние силы, нужные ей для борьбы за ребёнка. В тот момент ей было чудовищно плохо.
Самовлюбленный, мелкий, гадкий человечек! Это я про себя! Занятый собою исключительно! Это уже смертная обида моя взыграла! Это – боль моя смертная!
На следующий день, 14 апреля, у меня неожиданно разболелось сердце. Уже ребенок мой в этот момент умер. Моя надежда. Вот что я написал в тот день: «К вечеру разболелось сердце. Утром будет противно тянуть в затылке и появится привкус горечи и терпкости во рту. Довели они меня до сердечного приступа эти безбожники…».
Родители Сарры ни причем! Причем лишь мы одни!
На следующий день 15 апреля я почти не мог двинуться, не мог есть, ничего не мог делать – болело сердце. Даже не сердце – это была нескончаемая боль всего моего существа. Однажды я такую боль уже пережил. Но вспомнил я это соответствие позже.
«Утром пастельный восток. Голубое холодное небо. Два дня ненастья и моего скверного физического состояния закончились. Я заново родился на свет. Я либо отравился, либо перенервничал, либо меня кто-то сглазил, то есть кто-то пожелал мне гадкого. И я это пожелание съел. Что, собственно, не принципиально. Просто паршивое состояние. Или просто скверное предчувствие». – Вот что я записал 16 апреля. Просто скверное предчувствие. Ребёнок мой 16 апреля был уже мертв, или еще мучился, ещё умирал, или еще ребёнка можно было спасти. Нашего ребёнка, который несколько дней умирал, а мы ничего не чувствовали. Я ничего не чувствовал, кроме физиологической болезненной беспомощности.
Я возненавидел тогда Сарру. И не понимал причин этой ненависти, природу отторжения. Я её не любил в те дни. Не понимая причин.
Я ненавидел себя. Не понимая причин. В этом и есть причина.
Еще 8 апреля мне приснился сон: «Я вернулся. Я хочу найти Ханну и Эстер. Их нет. Я их жду. На улице. Они уже живут в коммунальной квартире. Почему-то там у них живет отец. Но мне войти в квартиру нельзя, нельзя там подождать детей. Там какая-то баба, живущая в квартире с ними. Баба что-то говорит мне о том, как ей „на меня жалко смотреть…“. Я ей отвечаю что-то вроде – „за грехи надо платить…“».
Вот и заплатил!
Господи! Помилуй нас. Прости нам грехи наши! Буди нам грешным по милости своей!
Горе-то какое! Господи! Горе!
Я не могу думать об этом! Когда я начинаю об этом думать, у меня сердце останавливается от горя! Крик переполняет душу! Это горе! У нас горе! У нас умер ребенок! Горе! Горе! Горе! И Беда!
Очень больно! Больно! И страшно!
Как все хрупко! Как все хрупко!
Или же Господь к нам милостив!
Причем же тут милость?!
Либо Господь не дал нам ребёнка, ибо мы не достойны ребёнка.
Либо я не хотел более иметь от Сарры ребёнка.
Либо она от меня.
Либо я расплатился за свои грехи.
Либо мы не должны более иметь друг от друга ребёнка.
Либо мы расплатились за наши грехи.
Продолжаю думать о звонке родственницы матери Сарры. Звонок из прошлого. Из прошлой жизни Сарры, из которой она вышла. Но та жизнь её держит, не отпускает. Кровью пришлось заплатить за свободу от безбожия. Этот звонок означал, что бес, сопровождающий безбожную жизнь, высунулся из прошлого, ну, что, мол, получили! Такая реакция – это признак бессилия! Уже ничего этот бес сделать не в состоянии.
Впервые у меня появилось ощущение, что я могу победить.
Если я не смогу победить, мы не имеем права с Саррой жить вместе.
Я сумею победить.
Двойра сегодня дважды засыпала под музыку. Моцарта и Баха. Она успокоилась дома. Ей дома спокойнее. Теплое и тонкое ощущение. Звучит величественно небесный орган Баха. Я накрываю ребёнка одеялом. А ребёнок сосет палец.
«Поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле». (Кн. Иова.42.7)
042199. Не могу слушать радио, смотреть телевидение. Все склочно, сиюминутно и суетно. И мелко, мелко, мелко. Гадко. Не хочу во всем этом участвовать. Противно. Даже косвенно, даже частью. Не хочу, не могу.
У меня появился панический страх перед страной. Я чувствую, впитываю кожей, мозгом, душой стихию, разлитую в воздухе московском. И мне делается страшно. Все зыбко, непрочно, недолговечно; люди, дома, земля, река, воздух, кажется, само небо в России пропитаны насилием и презрением к разуму, миру, покою и гармонии.
Но никогда мне еще не было так страшно жить в России. Никогда прежде такое сильное чувство ужаса еще не охватывало мою душу. Отсутствие стабильности, беспечность, бессистемность, непредсказуемость, стихийность – вот в чем в мире причина страха перед Россией.
Почему так-то?!
Неужели лучше слащавость, стандартность, корявость речи и отсутствие фантазии, одинаковость и повседневная похожесть почти во всем, бездуховность, жестокость и сентиментальность немецкие, но не вырождение и не бесконечная агрессивность?! Столь свойственные сегодняшней России.
Только еще в храме я испытываю невероятное волнение и трепет, и переживаю внутреннюю душевную страсть при мысли о России. Ибо Россия и православие, точнее, русский и православие – суть одно.
От меня, от всякого и каждого православного человека зависит все. Судьба русской нации, судьба России, судьба человечества.
Решение человека, его жизнь, его слово могут переполнить чашу терпения Бога, – и добавить зла, либо помочь добру. Человек – это одна капля, и эта капля может быть той самой, недостающей, чтобы перевесить мировую чашу добра или стать последней, переполнившей чашу мирового зла.
Нет маленьких или больших людей. Каждый человек на Земле значим для человечества, жизнь каждого оказывает воздействие на мир и ход событий. Потому сердце каждого человека – это поле битвы сатаны с Господом.