Выкрутасы
Шрифт:
— К тебе, но сначала еда.
Глава 26
БЕЛЫЙ. ВСЕ СТЕНЫ БЕЛЫЕ. Ненавижу белый. Почему отели используют этот цвет? Это, вероятно, худший цвет, который можно выбрать, учитывая, насколько
Иду на кухню и завариваю кофе, ожидая, когда меня накроет чувство вины. Я ненавижу обман, ненавижу его, но почему не чувствую себя виноватой? Я никогда в жизни не изменяла Мэддоксу. Могу сказать со стопроцентной уверенностью, что скорее оторву себе руку, чем когда-либо изменю Мэддоксу, так верна ли поговорка о том, что леопарды никогда не меняют своих пятен? Я думаю, что это больше связано с тем, ради кого стоит их менять.
Я шлюха.
О Боже.
Массирую виски.
— Е*ать.
Мэддокс обнимает меня за талию.
— Если ты предлагаешь это или другое подобное приятное дерьмо, тогда…
Он со смешком целует меня в макушку и направляется к холодильнику. Я смотрю на него снизу вверх, сверкая глазами из-под ресниц.
— Почему я не чувствую себя плохим человеком?
Мэддокс открывает молоко и подносит ко рту, не сводя с меня глаз. Сделав глоток опускает коробку, и я смотрю, как он проводит языком по верхней губе, слизывая остатки.
Здесь жарко или что?
Его волосы растрепаны, но все еще короткие. Пронзительный взгляд, мускулы. О боже, его мускулы.
Прекрати.
Сосредоточься.
— Серьезно, Мэддокс…
Он ставит пакет молока на стойку, его трицепсы подергиваются от этого движения.
— Потому что ты всегда была моей, Аметист. Если уж на то пошло, ты изменяла мне с ним.
Я замираю.
— Пошёл ты. Ты женился!
Парень слегка вздрагивает, но, прежде чем я успеваю проанализировать его реакцию, он берет под контроль эмоции, на его лице снова появляется дерзкая ухмылка.
— Достаточно, детка. Ты знаешь, почему я это сделал, мои братья знают, черт возьми, гребаная Лейла знает! Тебе еще предстоит разобраться в этом.
Я вздрагиваю.
— Кеннеди прекрасна. Расскажи мне о ней.
Мэддокс кладет пару кусков хлеба в тостер и прислоняется к стойке. Я вижу, как загорается его лицо.
— Она само совершенство. Я не могу поверить, что создал ее.
Поворачивается, достает готовые тосты и бросает их на тарелки.
Я ухмыляюсь, дуя на свой кофе.
— Ты и ее мама?
Фальшивая улыбка появляется на моем лице.
Он отрицательно качает головой.
— Бардак. Всегда чего-то не хватало, но мы старались ради Кеннеди.
— А сейчас?
Он пристально смотрит на меня.
— Сейчас мы стараемся быть друзьями ради Кен.
Я киваю,
— Я не знаю, что делать…
Мэддокс протягивает мне тост.
— Все просто, — он откусывает кусочек от своего. — Выбери меня.
Облизываю губы.
— Да, Мэддокс, — выдыхаю я, проводя пальцами по волосам. — Без сомнения, я всегда выберу тебя.
— Тогда в чем проблема? — спрашивает он.
Делаю паузу и мысленно пытаюсь что-то понять. Что угодно. Мысленный список. Я составлю мысленный список.
Мэддокс: 100
Трэвис: 5
Громко выдыхаю.
— Я просто…
— Проведи со мной сегодняшний день. Проведи со мной день, и в конце концов, если после ты скажешь: «Нет», я уйду навсегда, и ты никогда больше меня не увидишь.
Я вздрагиваю от физической боли, которую причиняют мне эти слова, грудь сжимается. Это должно было быть моей первой подсказкой, что никогда не смогу уйти от него, моя рука прижимается к груди, и я выдыхаю.
— Хорошо.
Мы заканчиваем завтрак и готовимся к новому дню. После долгого, совместного душа я перевожу телефон в режим полета, отправив короткие сообщения Трэвису и Лейле. Я солгала Трэвису, но не подруге. Она не умеет хранить чужие секреты, но всегда хранит мои. Трэвис остановился в доме, вероятно, занят с мамой, в то время как девочки все еще находятся в отеле.
Засовываю телефон в задний карман, Мэддокс выходит из ванной почистив зубы.
— Ты готова?
Я тяну свою кожаную куртку за лацканы.
— Да.
Слава Богу, Рокки забрал мои вещи из отеля сегодня утром, а то бы я попала впросак.
Глава 27
МЫ НАЧИНАЕМ с «Криспи Крим». Мэддокс заказывает мне кофе со вкусом тирамису, а себе с корицей, мы пьем наши напитки и идем к пляжу. После этого направляемся в скейтпарк и шутим о том, как сильно изменились с тех пор, как в последний раз сидели на том же хафпайпе. Солнце садится, чувствуется легкий ветерок. Он берет меня за руку и ведет обратно к лимузину.
Целуя мою голову, парень выдыхает:
— Я всегда любил тебя и всегда буду любить.
Мне становится тепло от этих слов. Это все равно что пить горячий карамельный латте посреди снежной бури во время двадцатидневного сахарного голодания. Мэддокс открывает дверь, и я проскальзываю внутрь. Он садится вслед за мной, и возвращаюсь в его объятия.
— Я не хочу, чтобы это заканчивалось.
— Это не обязательно должно заканчиваться, — отвечает парень, целуя меня в голову. — Только скажи, детка, и все будет решено.