Выкуп стрелка Шарпа
Шрифт:
— Этот человек был в Неаполе с Дюко! Был, Лебек?
Капрал кивнул.
— В Неаполе я прибыл не один! Кто пришёл со мной, капрал?
Из носа у Лебека текло, но, так как руки были спутаны, он шмыгнул и пробормотал:
— Солдаты…
— Чьи солдаты?
— Французские.
— Какая на них была форма?
— Императорской гвардии.
— Громче! — потребовал Шарп. — И выпрямись, парень! Смирно! Пусть тебя все слышат!
Лебек, повинуясь привычной команде, встал навытяжку и с несчастным видом
— Императорской гвардии!
Шарп нашёл взглядом Малана, удостоверившись, что тот слушает. Бывший сержант продолжал носить роскошные усы — красу и гордость отборных бойцов Наполеона.
— Да, — сказал Шарп, сверля взором Малана, — в той драке я сражался плечом к плечу с ветеранами Старой гвардии вашего императора. Командовал нами генерал Жан Кальве.
По лицу Малана стрелок понял, что имя Кальве тому хорошо знакомо.
— Я дрался там не за Англию! Я дрался там за Францию! И, когда золото оказалось у нас, мы не поделили его, не растрынькали направо и налево! Нет, золото вернулось к императору!
Последнее утверждение не вызвало реакции, на которую рассчитывал Шарп, ибо в глубине души крестьяне полагали, что уж они-то не сделали бы такой глупости, позволив несметному богатству в прямом смысле уплыть у них из-под носа на Эльбу.
— Да вот беда, эти ребятки, — Шарп встряхнул Лебека, — решили, что золотишко прилипло к моим рукам. И они пришли сюда. Семеро. Четверо всё ещё в шато, где удерживают мадам, нашего сына и Марианну в качестве заложников.
По церкви прокатился ропот.
— И я пришёл сюда, потому что вы — мои соседи, и прошу вашей помощи!
Он толкнул Лебека к остальным пленникам и умолк. Несколько секунд в храме царила тишина, затем крестьяне зашушукались, и кто-то без обиняков поинтересовался у Шарпа, с какой радости им ему помогать?
— Мне? — переспросил Шарп, — Мне помогать не надо. Я прошу помощи для Марианны и мадам, которых вы знаете, как облупленных. Неужели вы бросите в беде двух землячек?
Отец Дефой мягко заметил:
— Мы же не военные. Надо вызвать из Кана жандармов…
— В сумерках, — перебил его Шарп, — Люсиль умрёт, а жандармы к тому времени ещё и сапоги натянуть не успеют.
— И что же мы должны делать?
— Сражаться вместо него! — зычно гаркнул из задних рядов Жак Малан. — Чисто английский приёмчик! Кого они только не подряжали драться вместо себя: и немцев, и португальцев, и русских, а сами отсиживались в норах!
Толпа встретила реплику Малана сочувственным гулом. Шарп прошёл к тому месту, где сидел отставной гвардеец, и тот угрожающе взвесил на ладони дубинку.
— Выйдем на воздух? — предложил Шарп.
— Мне и тут хорошо, — сквозь зубы процедил Малан.
— Струхнул? — с порога подначил его Шарп. — Языком-то мести все мастера…
Набычившись, Малан вышел вслед за стрелком на заснеженный двор. Вместо того, чтобы изготовиться к схватке, англичанин присел на низкую церковную ограду.
— Эй, вставай, — приблизился к нему Малан. — Вставай давай!
— Бей, — не шелохнулся Шарп.
Малан настороженно глядел на стрелка.
— Бей, — продолжал Шарп. — Ты же этого хотел всегда? Валяй.
— Вставай, слышь! — Малан в поисках поддержки обернулся на высыпавших из церкви односельчан.
— Драться с тобой я не буду, Жак, — пожал плечами Шарп. — Не вижу смысла. И ты, и я нюхнули пороху, но мне не нужно кулаками добиваться уважения к себе. А тебе нужно. Не люблю таких людей. Впрочем, таких никто не любит. Даже твои земляки тебя не любят и не уважают. Терпят. Немудрено, пользы-то от тебя ни на грош. Ты обещал привезти кюре дрова, но и этого-то не собрался сделать. Объедаешь мать и без толку небо коптишь. А дел вокруг невпроворот. Взять шато: надо чинить мельницу, желоб чистить, а в следующем месяце прибудет груз камня мостить двор. Без сильного малого я не справлюсь. А прямо сейчас мне нужна помощь бывалого солдата. Только настоящего солдата, а не заплывшего жиром пьянчуги, сидящего на шее у матери.
Малан, сжав палку так, что костяшки пальцев побелели, шагнул к стрелку и прошипел:
— А ну, поднимайся!
— Зачем? — скучно спросил Шарп. — Бей так.
— Испугался?
— Кого? Пропойцу?
— Ты кого пропойцей назвал? — зарычал Малан. — Кто-кто, а вы, англичане, ни разу в бой трезвыми-то не ходили!
— Было дело, — признал Шарп, — пили. Когда предстояло сражаться с вами, пили много.
Сговорчивость стрелка сбила Малана с толку. Он поморгал и недоверчиво повторил:
— Пили?
— Не я, сержант Малан, не я. А наши надирались перед боем в стельку. Трудно их винить. Страшно драться с Императорской Старой гвардией. Как-никак, лучшие бойцы Европы.
Малан невольно расправил плечи и, помолчав, еле слышно выдохнул:
— Да… Были.
— Вот что я скажу тебе, Жак. Знаешь, что роднит нас с тобой?
— Что же?
— Мы — единственные солдаты в этой деревне, — Шарп встал. — Настоящие солдаты. Не то, что эта шушера, драгуны!
— Драгуны, ха! — Малан сплюнул. — Куколки на лошадках!
— Но ты же не куколка, Жак Малан? Ты — солдат, а солдат не раздумывает, он действует. Действуй, сержант Малан: или ударь меня, или помоги!
Малан прищурился и после паузы осведомился:
— И чем же я тебе помогу?
— Как мне попасть в шато, избегая обоих мостов? Они поставили на башню караульного. Мосты перед ним, как на ладони. Тебе же известен иной путь?
— Иной путь? Откуда же мне его знать?
— Оттуда. Когда в юности ты лазил на крышу подсматривать за мадам, на мостах тебя никто не видел. Значит, есть другая дорога?