Вынужденная мера
Шрифт:
– Да, уж куда семейнее.
– Вы нас осуждаете?
– Наоборот, я просто очарован.
– Джошуа – дурак, – продолжал Питер. – Вы и сами это знаете. И Уилсон тоже знает, иначе вчера он не был бы так самоуверен. Но, к несчастью, Джошуа женился на Эвелин.
– Увы, – вставила миссис Рэндэлл.
– И теперь мы вконец запутались, – Питер снова уселся в кресло. – Она не может развестись с моим братцем и выйти за меня. Это совершенно немыслимо. Вот мы и вынуждены жить так, как живем.
– Вероятно, это нелегко.
– Да не так
– Рано или поздно он все равно узнает.
– А он уже знает, – сообщил мне Питер.
Должно быть, я не смог скрыть изумление. Питер поспешно добавил:
– Разумеется, лишь на уровне подкорки. На сознательном уровне Джей Ди вообще ни бельмеса не знает. Но где-то в потаенных уголках его мозга свербит мысль о том, что молодая жена, если не уделять ей достаточного внимания, начнет искать радостей на стороне.
Я повернулся к миссис Рэндэлл.
– Вы могли бы заявить под присягой, что той ночью Питер был с вами?
– Только если бы была вынуждена сделать это.
– Уилсон заставит. Он жаждет этого суда.
– Я знаю, – ответила Эвелин.
– Зачем вы обвинили Арта Ли?
Она посмотрела на Питера.
– Эвелин хотела защитить меня, – пояснил он.
– И Арт оказался единственным знакомым ей подпольным акушером?
– Да, – подтвердила миссис Рэндэлл.
– Он делал вам аборт?
– В декабре прошлого года.
– И хорошо выскоблил?
Эвелин заерзала в кресле.
– Беременность прервал, если вы это имеете в виду.
– Да, это. Вы понимаете, что Арт никогда не стал бы впутывать вас?
Она помолчала.
– Я растерялась и струхнула. Сама толком не знала, что делаю.
– Вы сажали Арта в лужу, вот что вы делали.
– Да, – согласилась Эвелин. – Вот ведь как все обернулось.
– Но теперь вы можете выручить его.
– Как?
– Отзовите обвинение.
– Это не так-то просто, – вставил Питер.
– Почему?
– Вы сами все видели вчера вечером. Джей Ди рвется в бой, и теперь отступать поздно. Он видит добро и зло глазами хирурга. Для него существуют только день и ночь, черное и белое. Ни серого цвета, ни сумерек в его мире нет.
– Как и рогоносцев, – добавил я.
Питер рассмеялся.
– Вполне возможно, что и вы такой же.
Эвелин встала.
– Обед через пять минут. Выпьете еще?
– Да, пожалуй, – ответил я, покосившись на Питера.
Когда Эвелин вышла, он сказал:
– По-вашему я жестокое бессердечное животное, но на самом деле это не так. Все наломали черт-те сколько дров, и я хотел бы помочь исправить ошибки…
– Никому не навредив.
– По возможности. Увы, от моего братца помощи ждать не приходится. Стоило его жене обвинить доктора Ли, и он уверовал в это как в священное писание. Принял за чистую монету, ухватился как за последнюю
– Продолжайте.
– Но основной факт остается. Я утверждаю, что не делал этот аборт. Можете верить мне или не верить, как вам угодно. Вы убеждены, что и доктор Ли тоже его не делал. Кто же остается?
– Не знаю, – ответил я.
– Сможете выяснить?
– Вы просите помощи?
– Да, – признался Питер.
За обедом я спросил Эвелин:
– А что Карен сказала вам в машине?
– Ее точные слова были: «Эта сволочь». Она повторяла их снова и снова.
– Без каких-либо объяснений?
– Без.
– Как вы думаете, кого она имела в виду?
– Ума не приложу, – ответила Эвелин.
– Она говорила ещё что-нибудь?
– Да. Про какую-то иглу. Вроде бы, она не хотела, чтобы в неё втыкали иглу. Или чтобы игла была рядом. Короче, про иглу.
– Может, речь шла о наркотиках? – предположил я.
– Не знаю, – ответила Эвелин.
– А что вы подумали в тот момент?
– Ничего не подумала. Я мчалась в больницу, а Карен умирала у меня на глазах. Я боялась, что в этом повинен Питер, хотя и очень сомневалась. Боялась, что Джошуа дознается. Да чего я только не боялась!
– И того, что Карен может умереть?
– И этого тоже.
3
Снедь в этом доме подавали добрую. В конце обеда я вдруг поймал себя на том, что лучше бы мне вовсе не приходить сюда и ничего не знать о Питере и Эвелин. Да, мне просто не хотелось знать об их отношениях. И думать тоже.
После обеда мы с Питером тянули кофе. С кухни доносился звон посуды. Мне трудно было представить себе Эвелин возле раковины, но в обществе Питера она преображалась и вела себя совсем не так, как дома. Пожалуй, к такой Эвелин даже можно было испытать нечто похожее на расположение.
– Полагаю, – сказал Питер, – что я поступил несправедливо, пригласив вас сюда.
– Полагаю, что так.
Питер вздохнул и, поправив галстук, аккуратно уложил его вдоль объемистого живота.
– Я впервые в таком положении, – признался он.
– В каком?
– Когда меня держат за шкирку.
Мне подумалось, что он сам загнал себя в угол. Знал ведь, на что шел. Но я, как ни старался, не мог заставить себя почувствовать неприязнь к этому толстяку.
– Хуже всего то, что начинаешь думать задним числом и гадать, как бы ты поступил, кабы знал, – продолжал Питер. – Это со мной и происходит. Но я никак не могу обнаружить искомую точку, тот самый роковой миг, когда я свернул в тупиковый коридор лабиринта. Наверное, когда закрутил любовь с Ив. Но, случись выбирать, я сделал бы это снова. Карен? Я поступил бы так же и с ней. Каждый мой поступок в отдельности представляется мне правильным, но вот все вместе…