Выскочка из отморозков

Нетесова Эльмира Анатольевна

— А ты много добра знала? Теперь добрыми только покойники бывают, никого не достают. Средь живых — все волки, отпетые звери. Но в каждой стае свой вожак и законы. Им подчиняются, чтоб выжить. Борька ничего не хочет понимать. Потому везде чужой. Попросил его перенести глину под навес, он меня при братьях послал на хер! Сопляк, а хамства на целую зону хватит. Конечно, мне с ним после этого неохота говорить. Он же, паскудник, прямо просится на оплеуху. Выводит из себя. Ждет, когда терпение лопнет и я сам от вас сбегу.

—

Гера, пойми правильно, он ребенок. Мы совсем недавно пришли в себя, перевели дух. И сыну не хочется ничего менять. Постарайся, докажи, что жить втроем лучше!

— Помоги мне. Я боюсь сорваться, — попросил человек искренне.

— Давай вместе. Нужно, чтобы он поверил тебе, — добавила женщина, дрогнув голосом.

Герасим до ночи работал. Провел себе под навес свет и только тогда уходил в дом, когда ноги и руки вконец отказывались слушаться. Он не мог следить за Борькой, сам о себе забывал. Наталья, вернувшись с работы, едва успевала справиться по дому, в огороде. В постель не ложилась, а валилась. До сына ли ей? А тот, словно назло, целыми днями где–то болтался, и застать его дома можно было только ночью.

Герасим постепенно свыкался с семьей. Наталья целиком устраивала человека. Работящая, терпеливая, неприхотливая, она ни на что не жаловалась, молча тянула свою лямку и ничего для себя не просила.

Мужик поначалу сам покупал в дом продукты, кое–что из вещей. А чуть приодевшись, стал отдавать все деньги жене. На это у него были свои причины. В последние дни у него из карманов стали пропадать деньги. Нет, не все, но немалая сумма. И человек задумался.

«Наверное, Наталья взяла, не хватило на что–то, — подумал он, но не решался спросить бабу, не хотел обидеть. — А может, Борька? Но нет. Когда прихожу домой, он уже спит. А утром раньше его встаю. Наталья могла бы взять такую сумму, а этому зачем? На конфеты и жвачку много ли надо? И не заметил бы, но тут…»

Герасим сам решил поговорить с пасынком. И, закончив работу пораньше, вошел в дом. Наталья еще не вернулась. В доме было тихо. Отчим вошел в Борькину комнату, не предупредив о себе стуком. Мальчишка лежал в постели и курил. Рядом с ним на стуле стояла пепельница, полная окурков. Увидев Герасима, Борька не встал, а лишь процедил сквозь зубы:

— Чё ломишься, как голый в баню? Я не суюсь к вам в спальню не спросясь, а ты с хрена нарисовался?

— А ну–ка встань! — загородил собой двери Герасим и закатал рукава.

— Ты чё? Му–му из меня изобразить вздумал? Так вспомни, кто здесь хозяин? Хоть пальцем тронешь, вылетишь отсюда насовсем! — предупредил пацан.

— Вставай, падла! — потерял терпение мужик и, схватив мальчишку за грудки, поднял его под самый потолок, тряхнул и спросил, давя в себе ярость: — А тебя, потрох, кто позвал бабки у меня тыздить? С хрена ли шмонаешь мой клифт? Как помочь — не дозовешься! Как ободрать, ты

тут как тут! Я тебе что — обязанник иль мама родная? Зачем тебе столько, куда их дел? Колись! — Он опустил мальчишку на пол, но продолжал держать за грудки.

— Хоть убей, не скажу…

Получив пару увесистых пощечин, сел на койку молча, отвернувшись от Герасима.

— Слушай, ты, гнида, если не скажешь, зачем брал бабки, я не только тебя, а всю твою кодлу достану и выверну наизнанку. Я заставлю трехать всех! — Рявкнул так, что Борька поверил и сжался в комок — маленький, дрожащий.

— Я больше не буду! — послышалось жалобное. Пацан смотрел на Герасима большими глазами и не знал, куда спрятаться от лохматого громадного мужика, похожего на рассвирепевшего зверя.

— Колись, на себя пустил бабки иль отдал кому?

— Проиграл, — послышалось надрывное.

— Чего? Ты еще играешь на деньги?!

Борька заметался по койке, а затрещины, пощечины, оплеухи сыпались градом.

— Порву падлу! Ишь чё отмочил, засранец! Как помочь заработать, мурло воротишь, как просрать — ты первый! У рою паскуду! — Вырвал мальчишку из–под одеяла. Но в этот момент послышался стук в окно:

— Борька! Выходи, слышь! Мы ждем!

Герасим увидел двух бритоголовых, заглядывающих в дом.

— Этим проиграл? — спросил Борьку.

— Им, — хмыкнул пацан.

Мужик мигом оказался во дворе. Подскочив к двум париям, указал на калитку:

— Вон отсюда! Засеку тут еще раз, ходули до мудей выдерну! Секете, пропадлысы?! Духу вашего чтоб здесь не было! Урою любого! И к пацану ни на шаг! Станете прикипаться к нему — размажу!

— Чего зашелся, плесень? Остынь!

— Ему дышать надоело, — усмехались оба.

— Вы, пидеры, еще скалитесь? — хватил кулаком в челюсть того, кто стоял ближе.

Второго свалил ударом в висок. Но тут же из–за забора выскочили еще трое парней. Они налетели на Герасима со всех сторон. Скрутили. И только хотели вломить, к дому подошли братья Герасима. Они ни о чем не спрашивали. Мигом вырвали колья из забора, кинулись на крутых.

Драка завязалась жестокая. Герасим схватился с жилистым, накачанным парнем, вертким и подлым. Тот быстро понял, что голыми руками мужика не одолеть, нырнул в карман за свинчаткой, но не успел ею воспользоваться. Получил удар в «солнышко» и свалился на землю.

Вот тут–то и заметили крутые на груди Герасима роковую татуировку. Она стала видна сквозь порванную рубаху.

— Ангелок! Гляньте, кореши!

— Мать твою!

— Ладно, кент! Недоразумение вышло, в натуре! Лажанулись. Да и ты наехал без тормозов. Гаси обороты. Линяем! Дыши без пороха, ангелок! И про нас посей мозги! — Крутые выскочили в калитку.

— Чего это они? — не поняли братья Герасима. Тот, увидев обнажившуюся татуировку, мигом пошел переодеться.