Высокая ставка
Шрифт:
— Спасибо. Ты тоже прекрасно выглядишь.
На самом деле, он выглядел необыкновенно привлекательно в темных потертых джинсах, темно-сером пиджаке и белой рубашке, на которой были расстегнуты верхние пуговки.
Ханна выглядывала из-за мены.
— Представь, — прошептала она.
Я толкнула ее локтем.
— Это моя младшая сестра, Ханна. Ханна, это Габриэль Беттс.
— Так приятно, наконец, познакомиться с вами! — воскликнула Ханна, пожимая ему руку и прыгая вверх и вниз, словно она была взбудораженным щенком. — Позаботьтесь
— Намереваюсь, — Гейб снисходительно улыбнулся ей и повернулся ко мне.
— Готова?
Я кивнула и приняла руку, которую он предложил мне.
— Пока, Ханна.
— Повеселись, — пропищала она.
Я вздохнула с облегчением, когда мы спускались вниз по лестнице, удаляясь подальше от нее. Я наклонилась в сторону Гейба, вдыхая его запах—чистый и мужественный.
— Мы собираемся в «Saratoga», в случае, если тебе необходимо сообщить об этом телохранителю, — сказал он.
— Спасибо.
— Напиши им адрес, в случае, если я поеду слишком быстро для них.
Он подвел меня к своей причудливой электрической машине и открыл дверцу.
— Ты знаешь, хотя я и ученая, но никогда бы не догадалась, как открывается эта дверь, — сказала я, скользнув в машину.
— Я уже понял, что эта машина — не твой тип. А какая все-таки марка – твой тип?
Я наморщила лоб.
— «BMW»?
— Уверена? — рассмеялся он и вырулил с подъездной дорожки.
— «BMW» … седан. Я думаю, — вздохнула я. — Моя сестра выбирала машину. Я не —
— Тратишь время на такие вещи, — закончил он за меня. — Я все понимаю. Нечего стыдиться. Кстати, твоя сестра показалась мне милой.
— Она хорошая …. Несмотря на то, что немного суматошная. Мы живем вместе с ней. Она мой директор по маркетингу.
— Знаю. Я разговаривал с ней, когда пытался договориться о встрече с тобой. Она была гораздо более сговорчивой, чем ты.
Я пожала плечами.
— Она намного более беззаботная, чем я, считающаяся хорошей девочкой. Она должна получать удовольствие от жизни, будучи двадцатидвухлетней.
— А как насчет тебя? Ты наслаждалась жизнью, когда тебе стукнуло двадцать? — спросил он.
Я раздумывала над его словами. В последние несколько лет многое изменилось для меня, включая потерю моих родителей. Когда они умерли, я чувствовала огромное давление, крайнюю необходимость жить полной жизнью. Для меня это означало, что надо найти истинную цель в моей жизни и бросить все силы на построение этого.
— Тогда я строила свою компанию, ночуя на диване в своей лаборатории, и да, я получала от этого удовольствие. Это было время громадного роста и множества прорывов.
Он тоже улыбнулся.
— Мне нравится, с какой страстью ты относишься к своей работе. Ты хоть расслаблялась? Веселилась в те времена?
— Конечно, нет, — сказала я. — Не тот вид веселья, который предпочитала моя сестра. Ханна и я хотим разные вещи, и я это поддерживаю.
— Вы всегда жили вместе?
— Только с тех пор, как она закончила колледж. Наши родители умерли, когда мне было девятнадцать, а ей шестнадцать. Она хотела закончить высшую школу в Мичигане в то время, как я все еще училась в Массачусетском технологическом институте. Потом я переехала сюда, и она выбрала учебу в Стэнфорде, чтобы мы могли находиться близко друг от друга. Когда она закончила, то помогла мне с выбором дома. Ханна сказала, что пора перестать спать на диване.
Мне не хотелось говорить об этом, обо всех этих деталях моей жизни, но они только что выплыли наружу. Иногда было трудно скрыть чистую правду.
— Я сожалею о твоих родителях.
— Все в порядке. Было тяжело справиться, потому что это произошло внезапно. Они погибли в автокатастрофе.
— Это ужасно, Лорен.
— Ты уже знал об этом.
Я услышала это в его голосе.
— Конечно, я знал. Все знают.
Я рассмеялась, и была удивлена, как горько прозвучал мой смех.
— Так, это одно из того, что люди говорят про меня? Что я затворник — трудоголик, чьи родители трагически погибли? Я веду себя слишком весело.
— Я не думаю, что я когда-либо встречал кого-то, кто жалел бы тебя, — сказал Гейб, сохраняя свой тон ровным. — Хотя, печально слышать по поводу твоих родителей. Вот и все. И это не жалость, а сочувствие.
Я знала, что Гейб потерял отца, когда ему было десять. Он знал, каково это потерять кого-то близкого. И я срывала зло на нем.
— Прости, — сказала я. — Я знаю, что ты понимаешь, и ценю, что ты спрашиваешь о них. Я просто … напугана сегодня.
Гейб продолжал плавно маневрировать через движение на автостраде.
— Чем это?
Он не отводил глаз от дороги.
— Клайв Уоррен находился в «Paragon» сегодня утром по неизвестной причине.
Его пальцы сжались на руле.
— Что же он хотел?
— Я действительно не знаю. Он не позвал меня. Он хотел какие-то старые материалы Совета. Один из моих охранников забрал их для него, затем он ушел. Я смотрела записи с камер наблюдения. Это было странно.
Я покачала головой, все еще пытаясь собрать воедино, почему он находился там.
— Он знаком с протоколом безопасности, верно? — спросил Гейб.
— Да. Мы установили наши самые современные системы в то время, как он все еще был в Совете.
— Так он знал, что ты увидишь его на записи.
— Верно.
Я смотрела в темнеющее небо на горизонте, нахмурив брови.
— Он посылает тебе сообщение.
— Я знаю.
Я почувствовала, как беспокойство узлом скручивается у меня в груди. — Но что это за сообщение?
Гейб молчал в течение нескольких минут, концентрируясь на вождении, и, казалось, был погружен в свои собственные мысли.