Высокий, царственный и сварливый
Шрифт:
— Консультант, к которому я обратился после расторжения нашей помолвки, сказал мне, что эмоциональное насилие поначалу не всегда очевидно, потому что у насильников есть способ заставить вас поверить, что это разово или всё это просто у тебя в голове. И ты веришь в это, потому что человек, с которым у тебя отношения, должен заботиться о тебе. Так зачем ему пытаться причинить тебе боль? Это то, в чём ты пытаешься убедить себя…Со мной было так же. Первые несколько месяцев, когда я встречался с Мэг, были…великолепны, — объяснил он, рассеянно уставившись на почву. — Мне было двадцать два, а ей двадцать
— Но она начала меняться. Она начала словесно оскорблять меня. Принижать то, что мне нравилось. В шутку унижала меня перед своими друзьями. Заставляла меня чувствовать, что я плохо с ней обращаюсь. И я поверил ей, даже если часть меня не была уверена в этом, — он перевел свой пустой взгляд на меня. — Потому что, когда кто — то постоянно говорит тебе, что ты плохой человек, ты тоже начинаешь так думать.
Горькое покалывание пробежало по задней части моего носа.
— Кто — нибудь видел, что она с тобой делала?
Он кивнул.
— Никто не знал подробностей, но все вокруг меня знали, что что — то не так. Отец, мать, Фэй, Джиджи и дядя Арш, даже мои друзья, все они пытались поговорить со мной и убедить меня пересмотреть наши с ней отношения. Я слышал их, я знал, что они были правы, но Мэг так сильно прижимала меня к себе, что я не знал, как вырваться. И вместо того, чтобы попытаться покончить с ней, я сделал ей предложение.
— Почему?
Он пожал плечами.
— Я не знаю. Полагаю, какая — то часть меня пыталась доказать, что она неправа в том, что я отношусь к ней несерьезно. А другая часть глупо надеялась, что она изменится, если отношения между нами продолжатся.
— Она не… — прошептала я. Толстый комок застрял у меня в горле.
— Она не изменилась, — повторил он и выдержал долгую паузу. — Через шесть месяцев после нашей помолвки я застукал её за издевательствами над Адамом, когда пригласил её на ужин. Ему было четырнадцать, — лицо Кая исказилось от негодования. — Я никогда не забуду, каким испуганным он выглядел. Но, увидев, что она обращается с ним точно так же, как обращалась со мной, я понял, что больше так не могу. Она никогда не собиралась меняться, и я не мог провести остаток своей жизни с кем — то, кто мог причинить боль ребенку. Я был так зол, что чуть не вышвырнул её из дворца. Отец и дядя остановили меня, но на следующий день к нам пришел её отец, и мы договорились об урегулировании. О расторжении нашей помолвки было объявлено как обоюдное решение, но Мэг должна была немедленно разорвать со мной все связи.
— Несколько дней спустя Адам сказал мне, что она и раньше была ужасна по отношению к нему, — влага наполнила глаза Кая, и то, что осталось от моего сердца, разбилось на миллион острых осколков. — Я ненавидел себя за то, что позволил ему пострадать. Я ненавидел то, что не остановил её. Я был так слаб из — за неё…
Я практически бросилась к Каю, обвила руками его шею и стиснула в объятиях, когда несколько слезинок скатились по моему лицу.
— Это была не твоя вина. В этом никогда
Всё болело. Каждый уголок моего тела. В равных долях гнева и боли. За всё, через что прошел Кай. За всю боль и издевательства, с которыми ему пришлось столкнуться. Неудивительно, что он так отреагировал, когда подумал, что я причинила боль Адаму в библиотеке. Это всё из — за неё.
Как она могла? Как она посмела. Мне хотелось накричать на неё и выставить её перед всем миром отвратительной, самовлюбленной, жестокой сукой за то, что она посмела заставить Кая чувствовать себя таким ничтожеством.
Мои слезы не останавливались. Они лились сильнее и злее с каждой секундой. Особенно когда я поняла, что почти половину тех лет, что я провела, восхищаясь Каем издалека, за его улыбками и смехом скрывалось столько боли. И тогда я разозлилась на себя за то, что никогда не замечала, что ему больно.
Немного подстроившись, Кай посадил меня к себе на колени, так что я сидела боком на его бедрах. И, как цепкий медвежонок коала, я прижалась ближе, когда он обнял меня за талию.
— Шшш, не плачь. Эсмеральда, пожалуйста. Прости меня. Прости, что расстроил тебя, — прошептал он, прижимая руку без перчатки к моим волосам на затылке.
— Почему ты извиняешься? — зарыдала я, сердито дергая его за комбинезон. — И я зла. Я зла за тебя. На неё. В том, что она сделала, никогда не было твоей вины, и я ненавижу, что она заставила тебя так думать.
— Я знаю. Теперь я это знаю. Так что не плачь из — за меня, пожалуйста, — он нежно обнял меня и поцеловал в макушку. — Мне не нравится видеть тебя в слезах, Бэббл.
Поцелуй.
Он запечатлел ещё несколько поцелуев, мягких и сладких, на моих волосах. В конце концов, мои слезы высохли, и дыхание выровнялось, осталась только тишина, когда он поглаживал мою спину долгими, томными ласками.
— Как ты себя чувствуешь? — пробормотал он мне в волосы.
Ну, я практически разревелась как ребенок перед парнем, который мне нравится, так что…мне было неловко.
Кроме того, мои глаза казались тяжелыми и уставшими, надеюсь, тушь не потекла, но лицо определенно покрылось пятнами и покраснело. В остальном я была почти уверена, что на данный момент исчерпала свои эмоциональные возможности, но должна была признать, что почувствовала себя лучше. Прошло так много времени с тех пор, как я позволяла себе так плакать.
— Я в порядке, — пробормотала я, высвобождаясь из его объятий. — Но, наверное, я выгляжу страшно.
Он обхватил мою челюсть ладонью, изогнув губы.
— Немного розовая, но не страшная. Никогда. Ты прекрасна, Эсмеральда.
“Немного розовая” не показалось мне красивым, но это было не важно.
— Надеюсь, ты знаешь, что она никогда не заслуживала тебя, — решительно сказала я. — Ты всегда был слишком хорош для неё, и она не смогла относиться к тебе так, как ты того заслуживал. Ты заслуживаешь всего, Кай. Всей вселенной. И я сделаю всё возможное, чтобы дать тебе это до тех пор, пока я буду у тебя.