Высокое искусство
Шрифт:
Дальнейшее развитие учение о защите ран от заражения, учение об антисептике, получило в деятельности английского хирурга профессора Листера.
Интересно отметить, что Листеру очень помогло улучшить и расширить практику антисептики и ввести ее для всеобщего пользования одно обстоятельство, связанное, как это ни странно, с городским хозяйством.
Заключалось это обстоятельство
Черная густая жидкость, карболовая кислота, очень хорошо уничтожала запах гниения на свалках. Политые карболовой кислотой нечистоты через некоторое время переставали издавать эту страшную вонь.
В январе 1865 года Листеру попалась статья, напечатанная в одном научном журнале и называвшаяся «Исследование о гниении». Подписана она была малоизвестным тогда именем – Пастер.
В статье рассказывалось об опытах над гниющими веществами и о причинах гниения.
Автор доказывал, что гниение вызывается живыми мельчайшими организмами, которые так ничтожны по размерам, что обычным путем, без увеличительных приборов, их увидеть нельзя. Эти организмы находятся всюду: в воздухе, воде, пище, на мясе, во рту, на руках. Автор статьи называл их живыми ферментами. Если бы не было живых ферментов, утверждал он, не было бы и гниения.
Эта статья привлекла к себе внимание Листера. Ведь госпитальная гангрена, уносившая столько жизней после операций, тоже представляла собой не что иное, как разложение тканей, от которых начинает распространяться запах гниения.
В этой статье как раз и говорилось о гниении. Тогда естественно возникал вопрос: не может ли страшная госпитальная гангрена быть делом этих невидимых живых существ, живых ферментов?
К этому времени книга Пирогова «Начала общей военно-полевой хирургии» уже вышла в свет почти сразу на трех языках и вызвала большой интерес среди хирургов многих стран. Возможно, что с ней познакомился и такой крупный хирург, как профессор Листер, тем более, что она стала настольным руководством для военных врачей почти во всех странах.
После статей Пастера и Пирогова Листеру – разумеется, если он о них знал – было не трудно сделать заключение, что живые «миазмы» Пирогова, его «нечто органическое, способное развиваться и распространяться» есть не что иное, как живые ферменты Пастера.
Замечательное предвидение Пирогова оказалось пророческим. Из своих работ Листер пришел к следующему выводу. Если Пирогов и Пастер правы, то, значит, для того, чтобы не было гангрены, следовало защитить раны от возбудителей гниения, от живых «миазмов», от живых ферментов.
Перед Листером стоял тот же вопрос, который представлял основную трудность и для Пирогова: как и чем уничтожить живых возбудителей?
Вот тут Листер и вспомнил город Карлейль, о котором писали газеты, и тот способ, каким городские власти боролись с запахом гниения на свалках нечистот.
Карболовая кислота – вот что уничтожало запах гниющих нечистот.
Но раз прекращался этот запах, – значит, прекращалось и гниение, а прекращение гниения могло произойти только при уничтожении живых ферментов.
Всё стало ясным. Стало понятно, что при операциях надо уничтожать возбудителей разложения тканей в ранах тем же самым путем, тем же способом.
Рассуждая примерно таким образом, хирург города Эдинбурга, профессор Листер пришел к мысли о борьбе с заражением ран, используя уничтожающее, убивающее живых ферментов, антисептическое действие этого химического вещества.
И в 1865 году в хирургическую практику было введено орошение ран во время операций раствором очищенной карболовой кислоты, а также смачивание им всего перевязочного материала.
Подготовка успеха
Так в медицине открылась новая эра, эра антисептики, борьбы с заражением ран.
Вскоре были найдены более совершенные, чем карболовая кислота, антисептические растворы – сулема, борная кислота, йод, марганец, риванол и другие.
Антисептика дала громадный толчок развитию хирургии. Антисептика позволила хирургам глубже проникать в рану. Теперь можно было уже думать об операциях на внутренних органах.
И действительно, со времени введения антисептики начинается могучее и блестящее развитие оперативного искусства.
Уже в 1879 году, впервые в истории медицины, с применением антисептики было сделано вскрытие брюшной полости и произведена операция на желудке.
Спустя два месяца после этого была сделана еще более сложная операция внутри брюшной полости: сшиты желудок и тонкая кишка.
Вслед за антисептикой, уничтожением микробов, была введена асептика, – недопущение микробов к полю операции. Асептика достигалась в основном кипячением инструментов, пропусканием через горячий пар в особых аппаратах – автоклавах – всего того, что соприкасается с раной и с руками хирурга, – перевязочного материала, операционного белья, халатов.
Хирургам, вооруженным антисептикой и асептикой, постепенно стали доступны почти все области человеческого тела. Нож оператора мог проникать почти к любому органу. Хирург уже не боялся нагноений, как прежде. Но сердце продолжало сохранять свою неприступность. Подходить к нему со скальпелем попрежнему не решались. Врачи были убеждены, что стоит коснуться ножом мышцы сердца, как оно тотчас же остановится.
Кроме того, ведь это была сложнейшая и опаснейшая операция, в которой иногда играли роль даже не минуты, а секунды. Никто не верил, что она может быть успешной.
Сердце попрежнему оставалось «нехирургическим» органом. Но, понятно, так долго длиться не могло. Настоящая наука никогда не могла примириться с таким положением.
Даже до эры антисептики врачебная мысль работала над проблемой операций на сердце. Операции нельзя было делать, но изучать сердце было можно. Исследователи ставили опыты с кроликами, кошками, собаками. Началось это довольно давно. Еще за полтораста лет до 1865 года, года появления антисептики, один ученый вонзил острый кусок металла в сердце кролика. То, что кролик прожил после этого еще несколько месяцев, показало, что возможно жить с инородным телом в сердце.