Высота одиночества
Шрифт:
— Только посмей меня потом в чем-нибудь обвинить, — просипел Игорь, чувствуя, как дуреет от ее кожи, от вкуса ее губ.
Кажется, она усмехнулась сквозь поцелуй… Может быть, ему только показалось это, и все же он не выдержал. Схватил ее за руки, за локти, опрокинул на спину, нашарил ее губы. Она шепнула что-то неважное, неразборчивое и, когда его пальцы оказались на ее груди, подалась к руке. Ей нравилось, как он дотрагивается до нее, нравился вкус его губ, его густые завивающиеся волосы. И еще ей нравился его взгляд: голодный, жадный, откровенный. От этого его взгляда все в ней трепетало, становилось податливым, текучим. Она и сама не слишком понимала, что с ней:
— Игорь… — вскрикнула она, когда он прихватил зубами ее сосок. Ногти ее впились в его плечи, тело изогнулось.
Он подул на ее влажную от его языка грудь, приласкал вторую, напористо и властно погладил Ринино бедро, отставляя ее ногу в сторону. У нее была маленькая округлая грудь с аккуратными коричневыми сосками. Точно такая, как он себе и представлял. Нет… Лучше. Да, честно сказать, он и не пытался себе ничего представлять, но, увидев Рину обнаженной, не хотел ничего другого. Эти точеные бедра, упругие крепкие ягодицы, тонкая талия и манящая впадинка пупка…
Он хотел ее так остро, что на долгие прелюдии не осталось сил. Да ей, кажется, это было и не нужно. Ее стоны стали нетерпеливыми, тело горело, требовало продолжения. Он снова накрыл ее рот своим, и языки их с упоением столкнулись. Рината отвечала страстно, с готовностью, с откровенностью, от которой у него плыл разум. Она потихоньку прикусила его губу, застонала и подалась к нему бедрами, прося большего, открываясь ему. Его пальцы на ее колене, на бедре… Движение навстречу. Она напряглась и жалобно застонала. Резкая вспышка боли заставила ее сжать зубы и зажмуриться. Пальцы судорожно впились в мужские плечи, бедра окаменели, живот свело, сковало, дыхание застряло комом в горле.
— Ипатова, мать твою… — прошипел Игорь, стараясь не двигаться, чтобы она могла привыкнуть к нему.
Эмоции были настолько противоречивыми, что разбираться в них сейчас не стоило и пытаться. Единственное, о чем он успел подумать, так это о том, что она не врала. С Бердниковым у нее и правда ничего не было. Открыв влажные глаза, Рина смотрела на него снизу вверх. Может быть, она что-то поняла… Игорь не знал этого, да и не хотел знать. Он поцеловал ее, стараясь успокоить, погладил по ноге, мягко подался назад и снова сделал осторожное движение навстречу. Рината шумно вдохнула, и он понял, что ей все еще неприятно.
— Если тебе больно, давай не будем, — пересиливая себя, сказал он.
Но Рина только чуть сильнее согнула ноги, повела бедрами. Пальцы ее сильно сжали волосы на его затылке, и он, зашипев, тихо выругался.
— Если бы я бросала все каждый раз, когда мне было больно, мы бы с тобой никогда не встретились, — покусывая его за подбородок, прошептала она.
Игорь с трудом сдержал усмешку
Она отвечала на каждое его прикосновение, вторила движениям, откликалась на смену ритма. Ее ногти то и дело впивались в его кожу, запуская по телу болезненно-сладкие разряды, из груди вырывались протяжные стоны. При первой их встрече она показалась ему отстраненной, холодной, сейчас же… Игорь поймал губами ее тихий вскрик, перешедший в протяжное постанывание. Кожа ее стала горячей и немного влажной, грудь порозовела от жара и его прикосновений, волосы разметались по белоснежной наволочке. Она выгнулась, подставила ему шею и закинула ногу на его бедро. Подалась к нему, потянулась к губам. Руки ее соскользнули с его плеч на грудь, пальцы, нежные, юркие, нарисовали первобытный узор вокруг сосков. Игорь перехватил одну ее руку, прикусил запястье, сгиб указательного пальца, обвел языком кончик безымянного и, отпустив, шумно выдохнул ей в шею. С губ его слетел блаженный стон, низкий, сиплый. Он был на грани, но понимал, что не стоит ждать сейчас того же от нее. Не в этот раз. Ее руки опустились на его ягодицы, и снова он почувствовал маленькие острые ноготки, прикосновение ее языка к его шее, к скуле, ласковый укус, мягкие губы…
— Ринка… — просипел он, понимая, что больше не может удерживать себя. — Прости…
Она мигом все поняла, позволила ему отпрянуть, но тут же прижалась грудью к его спине, оставила россыпь поцелуев на шее, затылке, плечах. Пальцы ее тронули его живот, проследовали по дорожке волос вниз, легли на плоть, помогая ему и, когда он, твердый, горячий, отдался пульсацией в ее руках, блаженно застонала ему на ухо.
— Почему ты ничего не сказала? — спросил Игорь, медленно скользя взглядом по нагому девичьему телу.
Рината, опираясь на локти, лежала на животе на другой половине постели. Четко-очерченные лопатки, плавный изгиб спины, округлые ягодицы… Ему так и хотелось протянуть руку, повторить линии ее тела, собрать в кулак спутанные пряди волос и, повернув ее к себе лицом, получить наконец-то ответы на все свои вопросы. Что она такое, эта странная, страстная девушка? Откуда и зачем взялась она в его жизни и, главное, для чего? Олимпиада Олимпиадой, но сейчас, когда она была так откровенно близко, он начинал сомневаться, что это все, чего бы он хотел от нее.
— Что я должна была сказать? — Рина поднялась чуть выше и повернулась к нему.
Взгляду его открылись ее груди, и он, с трудом оторвавшись от великолепного зрелища, заставил себя посмотреть ей в лицо.
— Сама знаешь, — ответил он с долей раздражения и положил локоть на согнутую в колене ногу.
— Тебя волнует, что у меня в принципе ничего ни с кем не было или то, что ничего не было с кем-то конкретным? — в том же тоне осведомилась она и села. Подтянула одеяло и набросила себе на колени. — Что, разочаровала? Ты ведь уже все придумал, правда? Сам сочинил, сам поверил, а теперь вот…
Губы ее так и норовили изогнуться в усмешке, но в глазах Игорь видел злость и досаду. И, что хуже всего, именно сейчас она была права: он действительно почти уверился в мысли, что их с Бердниковым отношения вышли далеко за рамки фигурного катания. Тогда картинка складывалась ясно: президент Федерации, имеющий власть, связи и достаточную моральную беспринципность для того, чтобы манипулировать детдомовской девчонкой. И полное попустительство тренера. Если предположить, что Бердников время от времени укладывал Ринату к себе в постель, а Богославская все знала…