Высший класс

Незнанский Фридрих Евсеевич

— Я… Я как-то не верю, что вы не любили собственного единственного сына, — пробормотал моментально растерявшийся Гордеев.

— Правильно не верите. Но со стороны… да и изнутри тоже, мое отношение к Веньке выглядело именно так… Я знал, что мать его непозволительно балует, только помешать этому не мог по… техническим причинам: служба!.. В Москве я, дай-то бог, чтоб пару месяцев в году набралось. Вот и полагал, что Олиной слепой любви к сыну можно противопоставить единственное — мою строгость… Я ошибался.

Генерал уже вышел из-за

стола и теперь стоял почти рядом с Юрием Петровичем, с лицом, искаженным не болью даже, а злостью, но злостью не на случившееся, а на самого себя. И Гордеев впервые за время их общения почувствовал к нему то, что и положено чувствовать к человеку, потерявшему единственного ребенка, — острую жалость.

— Сергей Степанович, — сказал адвокат как можно тверже, — вы не должны винить себя. Я не фаталист, но много чего успел повидать за время своей практики и точно знаю, что есть обстоятельства, от людей, попадающих в них, не зависящие. Их еще называют роковыми.

— Знаете, — произнес генерал, — Оля даже отказалась в свое время рожать второго ребенка, аборт сделала. Ей казалось, что, если появится еще один сын или дочь, я Вениамина совсем перестану любить и второй ребенок сделается его соперником… А вдруг он, с моей точки зрения, окажется «удачнее» Веньки?..

Генеральскую квартиру на Арбате Юрий Петрович покинул с заметным облегчением. Но осадок на душе остался. Разные люди по-разному переносят свалившееся на них горе. Но нет ничего тяжелее, чем винить в непоправимой беде, случившейся с твоим ребенком, самого себя…

Декабрь 2004 г. Адвокат

Дорогу из Химок в Москву Юрий Петрович Гордеев мог, вероятно, уже проделать с закрытыми глазами — настолько часто приходилось ему по ней ездить с тех пор, как любимый шеф назначил Гордеева главой своего первого подмосковного филиала. В химкинском офисе адвокат проводил не менее пяти дней в неделю, а порой и больше — если, допустим, у него шел здесь очередной процесс. Но на этот раз Юрий Петрович даже не стал заезжать домой — на свою съемную квартиру, решив сразу же по завершении дела, которое привело его в Химки, вернуться в столицу.

Нельзя сказать, что упомянутый следователь — Зимин Иван Константинович — общался с адвокатом охотно. Но ордер на защиту, предъявленный Гордеевым, на козе не объедешь.

Между тем комнатенка, в которой убили Вениамина Кротова, оказалась своеобразной. И если бы не это своеобразие, вряд ли бы Диане удалось вырваться из суровых объятий Сопла. Довольно просторная, почти без мебели комната в двухкомнатной коммунальной квартире имела, как выяснилось, два выхода. Один — обычный, в общий с соседкой-бабулькой коридор. Другой выход, не указанный, кстати сказать, в поэтажном плане, предоставленном БТИ и подшитом к делу, видимо, по собственной инициативе и с совершенно неясными целями проделал кто-то из прежних хозяев, которые менялись довольно часто.

Малоприметная

дверь, оклеенная такими же обоями, как и стена, находилась за громадным старомодным шифоньером розового цвета: такие шкафы для одежды выпускались, кажется, то ли в тридцатые, то ли в пятидесятые годы. Между шкафом и дверью, выходившей в самый темный угол общего коридора, было пространство сантиметров семьдесят, рядом — шаткая тумбочка, напоминавшая больничную, в которой, видимо, и хранился тот самый «небольшой чемоданчик», упомянутый соседкой.

— Вот, смотрите, ради бога. — Зимин пренебрежительно махнул рукой в сторону шифоньера, стоявшего к стене торцом. — Хотя чего тут смотреть? И так все ясно…

— Что именно? — поинтересовался Юрий Петрович вежливо, при этом косо глянув на отчетливо проступающий почти рядом с основной входной дверью меловой силуэт.

— Девица стерла все отпечатки, а один не углядела, — пожал плечами следователь. — Как раз на замке второй двери, через которую смылась, той, что за шкафом… Примочила дружка — и смылась!

— Убитый, между прочим, — мягко возразил Юрий Петрович, — физически был куда сильнее девушки… Вы полагаете, он вот так запросто подставил ей собственную глотку, чтобы ей было удобнее с ним расправиться?..

— На теле, если вы, конечно, видели результаты экспертизы, — полно прижизненных гематом… Явные следы драки, между прочим! Включая след удара по правому виску, от которого парень должен был как минимум на несколько минут отключиться!..

— Тем более трудно представить, что дрался он с женщиной… Кстати, именно результаты экспертизы убедили меня в том, что Гроднева тут ни при чем: вы ведь орудие, которым был нанесен удар, так и не нашли.

— И не могли найти, если, как предполагают эксперты, это действительно был пистолет! Вряд ли эта бандитка оставила бы здесь свое оружие.

— Вас не смущает тот факт, что соседка никакого шума, свидетельствующего о драке, не слышала?

— Ничуть! Если все происходило глубокой ночью, бабка просто крепко спала, вот и все…

Зимин упрямо сжал губы и отвернулся к окну. А Юрий Петрович покачал головой:

— Бабки, если вы не в курсе, спят весьма и весьма чутко. — Следователь, не желавший видеть очевидных, с точки зрения адвоката, вещей, начал отчетливо его раздражать. — Да и положение тела: оно вас ни на какие мысли не наводит?

— Что вы имеете в виду?

— Я видел фотографии. Лично у меня сложилось впечатление, что Кротова затащили в эту комнату уже мертвого, а убили в другом месте…

— Чушь собачья! — Зимин глянул на Юрия Петровича с откровенной злостью. — Вам, адвокатам, лишь бы убийцу оправдать, только бы заплатили за это как следует!.. Неужели не ясно, что история простая, как помидор?! Да такие на каждом шагу десятками встречаются: не поделили деньжата, поссорились, и вот результат: ясное дело — девка, чьей бы там она доченькой ни была, его пришила…