Выстрел в лицо
Шрифт:
Наклонившись вперед, Брунетти положил руку графу на плечо.
— Я в восторге, Орацио, — ответил он, не в силах объяснить, почему его так тронули слова графа. Вновь переведя взгляд на картину с пышнотелой дамой, он заметил: — Паола наверняка бы сказала, что это портрет женщины, а не леди.
Граф рассмеялся.
— Нет, что ты, она бы ни за что на свете так не сказала, — улыбнулся граф и, поднявшись на ноги, подошел к портрету юноши. — А вот этот портрет я с радостью приобрету себе в коллекцию.
И граф Фальер направился в глубь галереи к владельцу, предоставив Брунетти возможность в одиночестве наслаждаться двумя полотнами и изучить два лица — два представления о прекрасном.
До
Брунетти расстроился, узнав, что графини нет дома. В последние годы он особенно привязался к теще, начав ценить ее безупречные манеры и здравомыслие. Кроме того, он подумывал, не поговорить ли с ней о Франке Маринелло. Вместо этого Брунетти попрощался с необычно задумчивым графом и ушел, с теплом вспоминая недавний разговор. Хорошо, что старик все еще умеет радоваться такой простой вещи, как новая картина.
Брунетти не торопясь возвращался домой, как всегда немного угнетенный ранними зимними сумерками. Его вгонял в тоску продиравший до костей сырой мороз, который с утра все крепчал и крепчал. У подножия моста — там, где он впервые увидел Франку Маринелло с мужем, — Брунетти остановился. Он оперся о парапет и задумался. Надо же, думал он, как много я узнал за последние… Сколько же прошло времени? Он с удивлением понял, что со дня званого ужина не минуло и недели.
Брунетти вспомнил, как странно посмотрел на него граф, когда он в лоб задал ему вопрос о причине их встречи. Вопрос подразумевал, что тестю от него что-то нужно. Брунетти боялся, что граф оскорбится, но только сейчас он осознал, что лицо тестя в тот миг выражало боль. Боль старика, который боится остаться один, боится, что его бросят родные. Такие лица он видел у пожилых людей, переживающих, что их больше не любят — или что их никогда не любили. Перед мысленным взором Брунетти вновь возник унылый пустырь Маргеры.
— Sta bene, Signore? — спросил, остановившись за его спиной, какой-то парень.
Брунетти посмотрел на него и изобразил улыбку.
— Да, — кивнул он, — спасибо. Все в порядке. Я просто задумался.
На юноше была надета ярко-красная лыжная парка. Его лицо обрамлял длинный пушистый мех с капюшона. Внезапно до Брунетти дошло, что лицо парнишки перед ним расплывается. Что это со мной, мелькнуло у него, уж не в обморок ли я собираюсь упасть? Он отвернулся и стал вглядываться в противоположный берег Большого канала, но глаза застилала все та же муть. Брунетти оперся второй рукой о парапет. Он сморгнул, надеясь, что это прогонит муть, затем моргнул еще раз.
— Снег, — понял он и улыбнулся юноше.
Тот недоумевающее покосился на него и ушел. Пересек мост и скрылся за воротами университета.
На самой середине моста, выгнувшегося горбом, было особенно холодно, и снег там прилипал к брусчатке. Крепко держась рукой за парапет, Брунетти преодолел высшую точку моста и так же осторожно спустился вниз. И хотя тропинка и здесь влажно блестела, на нее еще не успело нападать снега, и ноги не скользили.
Брунетти вспомнились читанные в детстве книжки про покорителей Арктики. Отважные исследователи, ежеминутно рискуя жизнью, упорно пробивались сквозь бесконечные снежные просторы. Они шли, склонив головы перед встречным ветром, думая лишь о том, как бы заставить себя сделать еще один шаг. Так и он сейчас брел, шаг за шагом, мечтая, как вернется в теплый дом, в прекрасное место, где можно хоть ненадолго остановиться и отдохнуть от непрерывной борьбы ради убегающей за горизонт призрачной
Дух капитана Скотта помог Брунетти подняться по лестнице и добраться до квартиры. Мыслями Брунетти так перевоплотился, что, зайдя в дом, машинально нагнулся, собираясь снять ботинки из тюленьей кожи, и повел плечами, сбрасывая на пол меховую парку. Опомнившись, он развязал шнурки ботинок и повесил пальто на крючок рядом с дверью.
Трезво оценив свое состояние, Брунетти счел, что сил ему хватит ровно на то, чтобы доползти до кухни, открыть шкафчик, достать стакан и открыть бутылку граппы. Плеснув себе щедрую порцию, он пошел в гостиную, где его поджидала уютная темень. Щелкнул выключателем, но понял, что так не увидит, как бьется в балконные окна снег, и выключил свет.
Брунетти лег на диван и вытянул ноги. Подложив под себя пару подушек, устроился поудобнее и пригубил граппу. Затем сделал еще глоток.
Он смотрел, как тихо падает снег и думал о Гуарино. Какая бесконечная усталость звучала в его голосе, когда он сокрушался о том, что все вокруг работают на патту.
Недавно почившая матушка Брунетти имела в запасе несколько святых, к которым обращалась только в экстренных случаях. Это были святой Януарий, покровитель сирот; святой Маврикий, заботившийся о судьбах калек; и святая Розалия, которую призывали во времена эпидемий чумы, — его матушка молилась ей при столкновении с корью, свинкой и гриппом.
Брунетти лежал на диване, попивая граппу, и ждал, когда вернется Паола. Он думал о святой Рите из Кашии, оберегающей людей от одиночества.
— Санта Рита, — взмолился он, — aiutaci [52] .
Но для кого он просит у нее помощи? Поставив на стол опустевший стакан, Брунетти закрыл глаза.
18
Услышав голос, Брунетти на какое-то мгновение подумал, что это молится мать. Он лежал чуть дыша и наслаждался звуками ее голоса, хоть и знал в глубине души, что она уже умерла и ему больше никогда не доведется ни увидеть ее, ни услышать. Но он был рад обманываться — иллюзия облегчала страдания.
52
Помоги (ит.).
Голос все говорил и говорил, и потом кто-то поцеловал его в лоб — так, как обычно целовала мама, укладывая спать. Но вот запах был другой, не мамин.
— Граппа перед ужином? — спросила Паола. — Это что же, теперь ты начнешь нас бить, а жизнь закончишь в сточной канаве?
— А ты разве не собиралась куда-то идти ужинать? — ответил вопросом на вопрос Брунетти.
— Собиралась. Но в последнюю минуту сообразила, что мне эта тусовка до лампочки, — призналась Паола. — Я уже дошла со всей компанией до ресторана, а потом сказала, что меня тошнит, — совершенно искренне, между прочим, — и смоталась оттуда.
Брунетти захлестнула теплая волна счастья — как хорошо, что она рядом! Он почувствовал, что жена присела к нему на диван.
— Мне кажется, твоему отцу одиноко и он боится старости, — приоткрыв глаза, сообщил ей Брунетти.
— В его возрасте это нормально, — спокойно отозвалась Паола.
— Но он не должен бояться, — возразил Брунетти.
— Эмоции, Гвидо, не считаются с нашими «должен» и «не должен», — рассмеялась Паола. — И количество убийств, совершенных в состоянии аффекта, это только подтверждает. — Реакция мужа ей не понравилась. — Извини. Надо было придумать пример получше. Взять хотя бы браки — знаешь, как много людей женятся под влиянием момента?