Выстрел в спину
Шрифт:
– Присядьте на минуточку, Петр Николаевич.
Орлов сел, а Турилин, надев очки, просмотрел какую-то бумагу, позвонил по телефону, произнес несколько междометий, переложил карандаши. Орлов уже достаточно хорошо знал характер полковника и по всей этой суете понял, что разговор предстоит неприятный, возможно, очень неприятный.
– Сегодня утром я был у генерала, – наконец произнес Турилин. Орлов напрягся. – Присутствовал и начальник управления кадров, – полковник встал, вышел из-за стола и протянул Орлову руку. – Поздравляю, Петр Николаевич, вы назначены моим заместителем, – Турилин усадил Орлова на стул,
Если бы Орлов, как Лева Гуров, умел краснеть, он бы покраснел. Турилин встал, деликатно отвернулся и занял свое место за столом. Орлов знал генерала и знал его заместителя по кадрам и представил себе утренний разговор. Генерал молчал и с хитрой улыбкой следил за полемикой. Только полковник Турилин мог защищать его, подполковника Орлова, который уже пятнадцать лет старший инспектор. Руководство такое положение устраивает, на такую должность найти опытного человека крайне трудно. А если он есть, надо радоваться, зачем что-либо менять? Другой на месте полковника подробно рассказал бы, как он подчиненного защищал, характеризовал, расхваливал. В итоге подчиненный – раб до конца дней своих, всем обязан благодетелю.
Орлов посмотрел в худое нервное лицо начальника, который быстро надел очки, как бы загородился ими, защищаясь, и, опережая Орлова, сказал:
– Сегодня будет подписан приказ, завтра в десять вас ждет генерал. Он человек жесткий, но справедливый. Москва есть Москва, его должности не позавидуешь, – и, спохватившись, взглянул на часы. – Еще раз поздравляю… Мне на Огарева съездить надо…
Старшина привел из КПЗ Ванина, и Орлов вернулся к делам земным.
Как всякий арестованный, Ванин был без галстука, брючного ремня, шнурков в ботинках, отчего они походили на домашние шлепанцы.
Шаркая ботинками, придерживая спадающие брюки, он старался держаться с видом оскорбленной невинности и от этого выглядел еще более жалким. Следователь пригласил его сесть, отпустил конвой. Началась обычная процедура: фамилия, имя, отчество…
А подполковник Орлов неожиданно подумал, что в следующий раз, задерживая преступника на квартире, посоветует ему одеваться таким образом, чтобы галстук, ремень и шнурки были не нужны.
Ванин занял заведомо проигрышную, к сожалению популярную среди преступников, позицию: не знаю, не совершал, не помню, произвол! Количество восклицательных знаков в конце зависит от темперамента, актерских дарований и физических сил арестованного.
Орлов знал предстоящую сцену, знал до последней реплики, знал во всех возможных вариантах, отступлениях, с интермедиями и монологами. Этот кончит слезами, решил Орлов, но подумал не как обычно, равнодушно, а с какой-то щемящей жалостью и неизвестно откуда появившимся чувством вины. Что-то в подполковнике сегодня треснуло, повернулось, привычные ситуации он увидел иначе, словно с другой стороны. И уже совсем непонятно почему вспомнил Леву Гурова, с его наивными голубыми глазами, с часто недоуменной, какой-то болезненной улыбкой. Чушь собачья, розовые слюни под маринадом, начал убеждать себя подполковник и услышал крик.
Крик, стон, переходящий в вой, наполнил кабинет до краев, рвал барабанные перепонки. Орлов вскочил.
Ванин, обхватив себя маленькими ручонками за плечи, медленно валился со стула, наконец упал на пол и застыл, поджав коленки, будто ребенок в утробе ма-тери.
Орлов недоумевающе оглянулся. Инспектор находился у полуоткрытого сейфа, внутри которого стояли стеклянные банки с золотом. Банки, в каких люди засаливают на зиму огурцы и помидоры. Ванин не знал, что золото нашли и изъяли, процедура происходила при его жене и понятых. Орлов понял, сейф приоткрыли умышленно, чтобы Ванин увидел золото и перестал запираться.
– Кончайте, Ванин, нас не удивишь, – равнодушно произнес следователь и постучал ручкой по столу. – Вставайте, вставайте, несерьезно.
Прошло лишь несколько секунд, но лицо Ванина посерело, кожа приобрела неживой цвет, натянулась на скулах. Орлов опустился на колени, быстро расстегнул рубашку, приподнял Ванину голову и сказал:
– Откройте окно, вызовите врача…
– Товарищ подполковник…
– Заткнись! – прервал следователя Орлов и, хотя им двигало исключительно сострадание, добавил: – Вот умрет у тебя на допросе, будешь писать объяснения до самого увольнения! – Он, старый волк, знал, за какие человеческие струны, в какой момент надо дернуть, чтобы быстрее добиться своего.
Бормоча нечленораздельное, следователь ломал шпингалет, инспектор крутил телефонный диск. Орлов осторожно разогнул Ванину ноги, уложил на спину, придерживая ему голову, нагнулся, прижал ухо к груди. Сердце пока билось, как-то нерешительно, судорожно.
– Закрой сейф, – сказал Орлов инспектору и, так как на коленях стоять было неудобно, сел рядом с неподвижным маленьким телом. – Эх ты, жулик, жулик, капиталист-золотопромышленник, что же ты с собой сделал?
Врач даже выслушивать Ванина не стал, взглянул только, сделал укол, приказал санитарам аккуратно уложить на носилки.
– Видимо, инфаркт, – сказал врач.
В дверях кабинета уже стояли генерал и Турилин. Орлов понял: врач, получив вызов, позвонил генералу. Тот проводил взглядом носилки и сказал:
– Петр Николаевич, зайдите ко мне, а вас прошу написать подробные объяснения.
– У меня своего начальства достаточно, – сказал следователь прокуратуры и, спохватившись, добавил: – Идея якобы случайно показать арестованному изъятое золото принадлежала не мне. – Вот, – он кивнул на инспектора, – ваш товарищ предложил.
– Показать золото? – переспросил генерал и посмотрел на следователя с любопытством. – Неплохая идея, между прочим. Но вы отразите в объяснении, что она не ваша, – он снова взглянул на следователя и вышел.
Орлов, словно провинившийся школьник, шел следом и думал, что следователь в управлении больше не покажется. Как прокуратура будет его использовать, неизвестно, но генерал трусов не выносил.
У себя в кабинете, выслушав Орлова, генерал покачал головой:
– Люди, люди, что мы над собой вытворяем? Значит, двадцать с лишним килограммов золота, как грибы, закатал в банки? Вот люди, с вами не соскучишься, – он ходил по ковру, поглядывая на Орлова, сказал: – Петр Николаевич, а ведь лет двадцать назад мы были на «ты»!